Читаем Сыны Перуна полностью

Верный друг и слуга лежал на траве и, судорожно подергивая ногами, жалобно смотрел на своего хозяина. Радмир пригнулся к издыхающему животному и прошептал в самое ухо коня:

– Прощай, – и, приподняв конскую голову правой рукой, с силой полоснул левой по горлу.

Кровь брызнула их раны на землю, Сивка дернулся в последней судороге и через несколько мгновений затих, навеки уснув беспробудным сном.

– Левша, – не спросил, а сделал вывод незнакомец. – Да и вижу не из робких, совсем малец, а хотя двое воев тебя вязали, не сдался. Молодец, – покачав головой, произнес воин-рус.

Юноша, вытерев о сырую траву кровь с ножа, встал с колен. Только сейчас он как следует смог рассмотреть своих нежданных спасителей. Первый раз в жизни он видел варягов – руссов, которых умчавшиеся в степь хазары называли непонятным словом «уррусс» 5.

Воин, протянувший Радмиру нож, несмотря на сравнительно немолодой возраст (около сорока), был легок и подвижен. Он передвигался по земле как матерый хищник и

в нем словно соединились необузданная медвежья сила, легкая волчья походка и стать лесного оленя. Кисти рук, привыкшие держать меч и копье, напоминали стальные клещи, а на мизинце правой руки не хватало двух фаланг, по-видимому, отрубленных в сражении. Такие же руки, только без отрубленных пальцев, были у поселкового кузнеца Радоты, который считавшегося самым сильным мужчиной в Дубравном – поселении, откуда был родом Радмир. Кузнец с легкостью гнул стальные подковы, мог разорвать не слишком толстую цепь и на всех праздниках и гуляньях неизменно выходил победителем в кулачных боях. Одет новый знакомый был в простую рубаху и штаны, поверх которых как влитая сидела длинная, почти до колен, кольчуга. На ногах были кожаные сапоги, а на голове – стальной остроконечный шлем. Вооружение руса состояло из висевшего на поясе меча в деревянных ножнах и притороченных к конскому седлу копья, лука со стрелами и небольшого щита, специально предназначенного для конного боя. Лицо, потемневшее от загара и покрытое морщинами, выражало спокойствие и уверенность, а длинные, поседевшие варяжские усы свисали ниже выбритого подбородка.

Когда рус снял шлем, Радмир увидел, что голова воина тоже выбрита наголо, и только прядь черных с проседью волос, как вызов врагам, гордо украшает мужественное темя. Все в этом человеке говорило о его профессии, профессии воина.

Сидевшие в седлах спутники незнакомца были гораздо моложе своего товарища. Младший, державший под уздцы коня старшего руса, мог быть на пару лет постарше Радмира, да и третьему можно было дать не больше тридцати. Одежда и оружие у всех троих были очень похожи, разве что вместо меча самый молодой из троицы носил кривую хазарскую саблю, он же, единственный из всех троих, не имел усов.

Как только конь испустил последний вздох, спаситель Радмира опустился перед юношей на колени, разорвал штанину и, промыв из фляги водой кровоточащую рану, наложил на ногу тугую повязку.

– Не опасно, скоро будешь бегать, не сегодня, конечно, но скоро, – он усмехнулся в седые усы и подошел к своему коню. – Нам тут с тобой болтать да разговоры говорить особо некогда, но если скажешь, откуда ты да как сумел в такую беду попасть, что чуть тебя не повязали степнячки-разбойнички, будем тебе за это признательны.

– Поселение мое Дубравным зовут, там оно, – Радмир указал рукой на север. – Славяне мы, радимичи.

– Так радимичи вроде под хазарами, дань Кагану платят, так чего ж ты с этими-то не поделил? – рус указал на мертвых хазарских воинов.

– Те, что дань платят, в низовьях живут, а мой род степнякам не подвластен.

– Ух ты какой гордый, – усмехнулся новый знакомый Радмира, – А ведь недавно с петлей на шее в грязи лежал, – повернувшись к своим товарищам, произнес старший рус.

– Все они поначалу гордые да смелые, а хазарин придет, так по кустам прячутся, – ответил самый молодой из руссов. – Поедем десятник, князь известий ждет, задержимся, по головке не погладит.

– Да уж и то верно, пора нам, князь-то наш уж больно суров. – Воин ухватился за гриву своего коня. – А ты, малец, гляди, леворукий боец – неудобный противник для врагов, да и если не трус, мог бы славным воем стать. А у нашего князя для храбрецов ворота всегда открыты.

Вскочив в седло, он водрузил на голову шлем и крикнул:

– Давай, парень, не поминай лихом, больше помочь тебе нечем, пробирайся к своим, а нам пора! – и, повернувшись к своим спутникам, скомандовал:

– Вперед.

Напоследок, пред тем как умчаться в степь, он уже на скаку еще раз обернулся и крикнул: – Может, еще свидимся, ежели что, запомни – Гориком меня зовут.

– А вы-то кто сами будете? – только и успел крикнуть Радмир.

– Мы люди княжи, Олега Киевского дружинники, – услышал он в ответ.

Радмир остался один посреди огромного поля рядом с трупами двух убитых врагов и павшего Сивки.

<p>6</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза