«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825

Вероятно, формальное избрание Диллона и Зонненберга еврейскими общинами, если оно вообще имело место в 1812 г., не было признано большинством еврейского населения, что потребовало дополнительной легитимации депутатов со стороны еврейского общества. Этот процесс продолжался вплоть до 1818 г. Ранний его этап частично отражен в нескольких любопытных документах, не использовавшихся предыдущими исследователями данной темы. Первый из этих документов – доверенность, выданная Зонненбергу и Диллону от имени кагалов Несвижа и Слуцка 28 февраля 1813 г. и подписанная членами слуцкого (Давид Литманов, Михель Борухович) и несвижского (Лейба Израилевич Ляховичны, ратман Мовша Шмеркович, Габриель Лейбович) кагалов[774]. Формулировка доверенности дословно совпадает с доверенностями, выдававшимися кагалами поверенным в конце XVIII в.: «Что вы только ни учините, впредь спорить и прекословить не будем»[775]. Примечательно обращение кагалов к депутатам: «Здравия желаем любезным нашим другам Лейзеру Несвижскому и Зунделю Гродненскому»[776], – при этом обращение «здравия желаем» может быть как калькой обычного благопожелания, так и указанием на то, что находившиеся при Главной квартире депутаты воспринимались еврейским населением как нечто вроде «военного начальства». Текст свидетельствует о том, что члены кагалов явно рассчитывали на восприятие должностных лиц, которым депутаты будут предъявлять доверенность: «Все ограничение, унижение, угнетение, причиненные нам во время бытности здесь французов и поляков, нет сил описывать, как известно, ибо почти кожу с нас сорвали; за то, что мы привязаны душевно к россиянам, называли нас спиенами [sic!]»[777]. Лояльные российской власти евреи противопоставляются польским помещикам, враждебность которых к евреям в данном документе мотивируется «малой их преданностью к августейшему престолу»[778]. Тут же сообщается, что поляки «надеются, от чего боже избавь, на возвращение сюда неприятеля, всегдашний их разговор есть, что зима служит в пользу русских, а лето в пользу французов и поляков» и что один из предводителей дворянства (маршалов) Минской губернии во время французской оккупации занимал должность префекта[779]. Эти сведения явно были рассчитаны на передачу российским властям. Следующий за описанием непосильных поборов и притеснений со стороны французского командования и польских помещиков пассаж выдает определенные политические чаяния еврейской элиты: «Небезызвестно, что евреи суть бедные, не имеющие своих земель, крестьян, ни же своих лесов, откуда им взять все вышеписанные налоги»[780]. Депутаты должны были «войтить с жалобою к начальству и всемилостивейшему государю императору»[781], чтобы защитить евреев от «мщения» польской шляхты. Кагалы также решили оказать депутатам особые почести, посвятив им «гимн лиро-эпический»[782]. Под «гимном лиро-эпическим» здесь, вероятнее всего, подразумевается такой жанр традиционной еврейской словесности, как мегила (букв. свиток): составленный по аналогии с «Книгой Есфири» («Мегилат Эстер») рассказ о бедствии, постигшем ту или иную еврейскую общину, и счастливом избавлении от нее благодаря влиятельным евреям, близким к властям[783]. Депутаты, таким образом, включаются в контекст еврейской традиции, а репрезентация их действий строится по старинным образцам. Такого рода символическая легитимация депутатов еврейским обществом была так же важна для последнего, как и выдача формальной доверенности.