«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825

Выдвигая широкие планы еврейской реформы, Зонненберг продолжал ходатайствовать и по отдельным частным вопросам. Так, в августе 1812 г. из Московской губернии в Нижний Новгород для содержания там под стражей были высланы 540 бродяг и подозрительных лиц[797]. В числе последних было и несколько евреев из Витебска, Шклова и Мстиславля, содержавших питейные заведения в Можайском и Волоколамском уездах, что само по себе при наличии черты оседлости и запрете на производство и продажу евреями водки было противозаконно. Тем не менее Зонненберг по поручению витебского кагала написал прошение[798], посланное им 30 июня 1813 г. министру полиции А.Д. Балашову из городка Рейхенбах в Саксонии. Ярко описывая страдания еврейских арестантов в московском остроге и по пути в Нижний Новгород, когда «конвой, транспортирующий оных, не зная различия в вине, почитал их важными преступниками, и гнали их без всякого человеческого милосердия по тридцать верст в день, не уважения даже (sic!) ни малым, ни больным, чрез что многие из них по дороге померли»[799], Зонненберг не упоминал о нарушенных евреями формальных ограничительных нормах, утверждая, что арестанты – «люди невинные», пострадавшие «только за то, что они находились в России»[800]. Заслуживает внимания решительный и даже дерзкий тон прошения: Зонненберг добивался освобождения не только нижегородских арестантов, но всех «им подобных евреев, если находятся в таковом же заключении» и «снабжения их подводами и продовольствием, пока не доедут до своих кагалов»[801]. Реакция министра свидетельствует о достигнутой депутатами высокой степени влияния на власть. Балашов уже через неделю потребовал объяснений от нижегородского губернатора[802], заявившего, что упомянутые евреи давно освобождены из-под стражи под подписку о невыезде[803]. В самом факте выступления Зонненберга в защиту формально законным образом высланных евреев проявились некоторые черты российской политической культуры того периода – пренебрежение к писаным нормам. То, что на уровне власти подразумевалось негласно, более явным образом проявляется в выступлениях еврейских представителей, еще не имевших достаточных навыков продвижения своих интересов в рамках российских бюрократических практик. Следует также отметить, что хлопоты о судьбе еврейских арестантов, вероятнее всего, воспринимались витебским кагалом и еврейскими депутатами в рамках традиционного дискурса как выполнение заповеди «о выкупе пленных».

Начало новому этапу деятельности депутации было положено во время аудиенции, данной императором еврейским депутатам 29 июня 1814 г. в Баденском герцогстве, в замке Брухзаль[804] После беседы с еврейскими представителями Александр I распорядился, чтобы все еврейские кагалы избрали депутатов и отправили их в Санкт-Петербург. Текст указа воспроизводится в составе проекта еврейской реформы, составленного крещеным евреем литератором Л. Неваховичем в 1829 г.[805], и совпадает с цитатами, содержащимися в более ранних документах. Мотивировка созыва депутации в «высочайшем повелении, объявленном через [начальника Главного штаба] П.М. Волконского», отличалась от предыдущих указов о созыве депутаций: «Государь император, изъявляя высочайшее свое благоволение кагалам за усердную и ревностную службу находившихся при Главной квартире его императорского величества депутатов, повелевает прислать тех самых или таковых же в Санкт-Петербург»[806]. Количество депутатов и способ их избрания, а также какие-либо функции и полномочия будущей депутации в указе обозначены не были. Данное постановление носило, таким образом, скорее демонстративный, нежели практический характер, тем более что, как было показано выше, выборы (или их имитация) уже состоялись в 1812 г. В день издания указа Диллон был награжден медалью «За усердие»[807]. Об этом, а также о подтверждении его депутатского статуса на высшем уровне он поспешил сообщить в своем письме минскому кагалу, а также просил передать эти сведения кагалу Брест-Литовска[808]. Характерно, что Зонненберга, несколько ранее награжденного медалью «За усердие» меньшего достоинства[809], он даже не упомянул, что указывает на определенные претензии на монополию в контактах с правительством.