«Сыны Рахили»

Для исправления всех этих недостатков, по мнению анонимного еврея, надо было назначить для всех евреев «попечителя» из числа государственных чиновников, «приобща к нему в помощь… хорошего поведения евреев»[702]. Учитывая, что в описательной части проекта автор жестко критиковал еврейских депутатов при Первом еврейском комитете, не способных говорить на языке власти и приверженных «суевериям и страстям»[703], под «хорошего поведения евреями» подразумевались лица, более пригодные для того, чтобы стать агентами правительства. В то время как в случае с депутатами при Первом еврейском комитете предоставление самим евреям права делегирования своих представителей привело к провалу сотрудничества еврейских представителей с властью, здесь, вероятно, следовало провести более тщательный отбор. Следовало также «уничтожить» власть раввинов и учредить «частные духовные управы для евреев»[704]. Примечательно, что в записку о проекте «одного из евреев», представленную Куракиным на рассмотрение Государственного совета, не вошли дальнейшие предложения по управлению религиозной жизнью евреев: над «духовными управами» следовало поставить «высшее духовное судилище», которое должно было отменять устаревшие религиозные правила и вводить новые в соответствии с условиями времени[705]. Эта часть проекта, казалось, слишком явно напоминала о наполеоновском Синедрионе. В действительности она была, скорее всего, связана с веяниями зарождавшегося тогда в германских землях реформистского иудаизма. Сторонники реформы были озабочены тем, чтобы найти (или создать) авторитетный религиозный институт, который, опираясь на поддержку общины, мог бы санкционировать реформу иудаизма. По этой причине они с воодушевлением восприняли созыв Синедриона в Париже, предоставлявший такого рода прецедент[706]. Возвращаясь к проекту «одного из евреев», следует добавить, что Государственный совет, вопреки предложениям Куракина, отказался выносить какие-либо суждения по проекту и постановил передать его в Третий еврейский комитет «как бумагу, нужную сему комитету при соображении всех дел, касающихся до благоустройства евреев»[707].

Период с 1801 по 1812 г. ознаменовался также возникновением первой еврейской общинной организации в Санкт-Петербурге и попытками интеграции отдельных евреев в различные сферы социальной и культурной жизни столицы. Идеи, высказывавшиеся большинством упоминавшихся выше еврейских представителей, «петербургские евреи» пытались реализовать на практике, что вызывало неоднозначную реакцию российского общества.

Еврейская община в Санкт-Петербурге: 1802–1812 гг.

Начало XIX в. ознаменовалось переселением определенного количества евреев в столицу империи, Санкт-Петербург, где они селились вопреки существовавшим законодательным ограничениям, чаще всего нелегально. По этой причине определение численности евреев, проживавших в тот период в Санкт-Петербурге, представляется крайне затруднительным, если не невозможным. Во всяком случае, они к тому времени стали заметной группой населения столицы. На большое количество «происков здесь сплетающих евреев» сетовал в своей записке о евреях 9 июня 1802 г. министр коммерции Н.П. Румянцев[708]. Отметим, что во всеподданнейшем докладе Сената 7 апреля 1802 г. рекомендовалось ограничить количество поводов, по которым евреи могли приезжать в столицу: «Доправление старых долгов, хождение по тяжебным делам и для общественных их нужд»[709]. Последнее придавало дополнительную привлекательность посту еврейского депутата или поверенного, дававшему легальную возможность проживания в Петербурге.