«Сыны Рахили»

Однако в реальной практике отражалось совершенно иное восприятие выборов евреями. Одесская община, формально подчиненная херсонскому губернскому кагалу, избрала депутатов (купцов Дувида Герценштейна[862] и Юкеля Когана) для отправки в Петербург, минуя все промежуточные стадии. Хотя херсонский кагал, прибегая к содействию губернского правления, требовал отправить одесских «депутатов» в Херсон и, таким образом, настаивал на соблюдении предписанного порядка выборов, одесский кагал демонстративно игнорировал эти просьбы. Херсонскому кагалу не помогли и угрозы добиться через Зонненберга взыскания штрафа с одесского кагала[863]. В свою очередь, уездный кагал города Николаева сообщал одесскому, «что в депутаты еврейского народа на место Диллона и Зонненберга из здешнего общества никто не выбран»[864]. Таким образом, выборы вызвали к жизни инициативы, подобные рассмотренному выше выступлению евреев Волынской губернии. При этом каждая еврейская община, воспринимая себя в соответствии с давней традицией как нечто автономное и независимое от других еврейских общин, считала необходимым присутствие своих представителей в столице, очевидно, для защиты локальных интересов и отвергала предложенную сверху трехступенчатую схему выборов. Местным инициативам противились в первую очередь члены претендовавших на главенство губернских кагалов, апеллируя к навязанной властью системе понятий. Послания херсонского кагала одесскому составлялись не только на древнееврейском, но и на языке власти – русском. В сохранившейся русскоязычной версии просматриваются определенные идеологические обоснования существования еврейской депутации: она создана «ко благу всего еврейского народа», «к составлению счастия его»[865]. Таким образом, члены кагала усваивали официальную (с либеральным оттенком) российскую риторику и использовали ее не в обращениях к власти, а при коммуникации с другим кагалом. Так как сохранились только цитаты из русскоязычной версии, нет возможности провести сравнение с текстом на древнееврейском.

На отсутствие должного уважения к депутатам и самому проекту реорганизации еврейского представительства жаловался и Зонненберг, явно претендовавший на центральную роль в этих событиях. В июле 1818 г. он писал Голицыну, что «некоторые кагалы не исполняют в точности повелений вышнего начальства, через него [Зонненберга] им даваемых, и что при сем упущении с их стороны он не надеется удовлетворить обязанностям своего звания»[866]. При всех возможных искажениях в пересказе направленность прошения Зонненберга очевидна. Его просьбы были отчасти удовлетворены в циркуляре Голицына гражданским губернаторам черты оседлости, которым предписывалось призвать евреев к покорности и участию в выборах. Таким образом, выборы еврейских депутатов превращались для еврейского населения в тяжкую повинность, чуть ли не очередную «гзейру». Еврейские общины Таврической и Екатеринославской губерний заявили, что не в состоянии оплатить поездку своих представителей в Вильно, и просили правительство освободить их от участия в выборах[867].

Другой депутат, Диллон, не принимал участия в начальном этапе выборов: в марте 1818 г. он «находился при его величестве в Варшаве»[868] и, вероятно, имел какое-то отношение к развернувшейся в ходе первого сейма Царства Польского полемике о предоставлении польским евреям гражданских прав[869]. Отметим, что евреи Царства Польского, несмотря на наличие многочисленных культурных, экономических и родственных связей с евреями российской черты оседлости, рассматривались властью как отдельный объект управления и законодательства. Это проявилось и в том, что евреи Царства Польского были исключены из числа групп, принимавших участие в выборах депутации в 1818 г.