«Сыны Рахили»

Бейнуш Лапковский (в документации, связанной с выборами 1818 г., «Бейнуш Янкелевич Лапковский (или Лабковский)»; в делопроизводственных документах конца XVIII в. «Бениш Янкелевич»)[891], третьей гильдии купец из Витебска, происходил из состоятельного и родовитого семейства. Дед его, Лейба Лапковский, упоминается в документах, относящихся к 1764 г., в числе глав витебского кагала, наряду с будущим «поверенным белорусских евреев» Цалкой Файбишовичем[892]. Таким образом, Бейнуш Лапковский по происхождению принадлежал к верхушке еврейской общины Витебска, занимавшей в конце XVIII в. враждебную позицию по отношению к хасидам. Тем примечательнее его переход в число последователей цадика Шнеура Залмана, очевидно сопровождавшийся семейным конфликтом. В 1800 г. «витебский купец» Лапковский, наряду с другими богатыми хасидами, пытался добиться облегчения участи арестованного Шнеура Залмана[893]. Особенно полезны хасидам оказались его тесные связи с местной администрацией[894]. 1805 год был отмечен для Лапковского большими неприятностями: имущественной тяжбой с родным братом Мовшей Лапковским[895] и банкротством. Последнему немало поспособствовал будущий заместитель Лапковского, Маркус Файтельсон, несостоятельным должником которого оказался Лапковский[896]. Впрочем, предприимчивому еврею удалось за три последующих года восстановить свое состояние, примириться с братом и в 1808 г. занять должность витебского бургомистра[897].

В 1812 г. Лапковский «среди ужасов, наводимых врагом, извещал всех начальников русских о его движении, числе и предприятии»[898]. Отличился он и при взятии российскими войсками Витебска, участвовал в стычках с французами и получил тяжелое ранение в руку. После освобождения Витебска местные евреи пожаловались генерал-майору В.И. Гарпу на притеснения от городской администрации, и Гарп установил в городе своеобразное «двоевластие»: наряду с городским головой-поляком, городским головой с равными правами был назначен Бейнуш Лапковский[899].

В начале 1817 г. он обратился с жалобами (к витебскому губернатору, а затем и на «высочайшее имя»[900]) на личные оскорбления, нанесенные ему членами витебского магистрата, а также на то, что «в крайнюю обиду мою» магистрат сделал «представление» витебскому губернскому правлению, что ни Лапковский, ни его брат как находившиеся под следствием и «неблагонадежные» не могут занимать никаких должностей в городском самоуправлении[901].

Михель Айзенштадт, «шкловский обыватель», принадлежал к течению, известному в историографии как «шкловская Хаскала»[902]: движению за распространение среди евреев светской культуры, умеренной европеизации, развития древнееврейского как литературного языка. Айзенштадт был известен как автор поэмы на древнееврейском, посвященной войне 1812 г. и изданной в шкловской типографии в 1814 г.[903]

К моменту избрания делегатом на собрание в Вильно его карьера в качестве поверенного по делам шкловских и могилевских евреев, по его собственным словам, насчитывала более тридцати лет[904]. Весной 1817 г. он, вместе с упоминавшимся выше Пинхасом Шиком, был отправлен в Санкт-Петербург в качестве поверенного евреев Могилевской губернии. Согласно выданной им шкловским кагалом доверенности, они должны были добиваться дозволения еврейским купцам производить торговлю на территории всей Российской империи, а также выступать в защиту евреев, живущих на помещичьих землях и притесняемых помещиками[905]. Кроме того, они должны были защищать интересы шкловских евреев в Комиссии по долгам шкловского имения.

Избрание Айзенштадта и Шика пришлось не по вкусу части шкловских евреев. Некто Александр Цетлин, человек «неспокойных свойств», бывший не в ладах со шкловским кагалом, обратился с прошением к главе комиссии Д.С. Ланскому. Цетлин оспаривал легитимность доверенности, выданной Айзенштадту и Шику. Он утверждал, что подписавшие доверенность «вовсе не имеют собственных своих домов и некоторые банкруты, а самых хороших достаточных хозяев об оной данной им доверенности совсем неизвестны, да и не согласны». Отметим, что наличие собственного дома являлось одним из определяющих признаков принадлежности к общинной элите. Цетлин предлагал провести новые выборы «по согласию всего общества»[906]. Видимо, часть шкловских «достаточных хозяев», находившихся в оппозиции к кагалу, стремилась провести в поверенные своих кандидатов.