Ведь люди приходили к нему из дальних деревень, которые лежали на дорогах восточнее, западнее и даже южнее Артарии. Люди приходили из— под самого Южного моря, спускаясь с высоченных круч Ултакских гор, и чем дольше шли такие люди, тем более слабыми они приходили, тем страшнее, уродливее и запущенней были их раны. И глядя на их страдания, Святозар просто не мог отказать им в помощи, повторяя про себя слова того же старца Берия: «Использовать магию надо тогда, когда в ней есть необходимость… лечение, защита…» Вот именно— лечение, уговаривал он себя и продолжал повелевать над ранами. Одначе к одиннадцатому дню, как они захватили Артарию, и находились в ней, наследник совсем ослаб. Теперь уже не просто не было сил, но даже не было желания смотреть на эти мученья, стоны, чувствовать этот гнилостный запах, который кажется все время жил рядом с ним. Наследника стала опять тошнить, к голове подступила боль, и даже дышать… свободно дышать он уже не мог, казалось вкруг него поплыл густой, липкий туман, такой точно, как он видел в проходе, по которому летел вместе с Богами. Посему теперь Святозар, прежде чем принять нового больного, подолгу стоял над ним, стараясь отдышаться и убеждая себя, что еще один больной и все, он уйдет домой. Но когда на табурет садился очередной несчастный, с трясущимися руками, или вообще без рук, наследник наново принимался себя уговаривать, не в силах отказать в помощи. Сегодня был особенно жаркий день. Солнце уже давно перевалило за полдень, и двинулось к краю небосвода. Наследник в мокрой от пота рубахе, тяжело покачиваясь вправо… влево устало глянул на старого деда, севшего пред ним на табурет с перекошенным толи от боли, толи от болезни ртом. «Все не могу», — сам себе сказал Святозар и отошел от старика. Все также покачиваясь от утомленности, он прошелся по площади, глубоко вздохнул и остановившись на месте, закрыв глаза, недвижно замер. Теплые солнечные лучи касались лица наследника, ласковый осенний ветерок, прилетевший откуда-то из степных просторов Неллии трепал его волосы. И внезапно Святозар услышал тихий, такой родной и дорогой его душе голос ДажьБога, который упал откуда-то из вышины, и прозвучал совсем рядом, прямо возле него, или прямо в нем: «Мальчик мой, идите в Асандрию, идите скорей, торопись!..» Святозар открыл глаза и почувствовал, как внутри него заволновалась, забеспокоилась душа, он торопливо обернулся. По площади в разные стороны шли люди, жители Артарии, прямо перед ним стояли больные, а на табурете сидел испуганный дед, который наверно подумал, что в излечении откажут или, что еще хуже, заставят платить тины. Святозар еще миг медлил, а после шагнул к деду и без всякого передыха запел— зашептал над больными, бесконечную песню излечения. К вечеру, когда солнце уже закатилось за край небосвода, и в город вернулся Аилоунен, который ездил с воинами в деревню, что лежала невдалеке от Артарии и где бесчинствовали жрецы, принося людей в жертву, Святозар закончил лечение. И хотя людей на площади оставалось еще много, но Фонитий и Пампивий, да приехавший за ним Винирий, чуть ли не силой увели наследника в дом Оскидия. Святозар вошел в дом, огляделся, и, увидев за столом трапезничующих Аилоунена и Оскидия, подошел к ним. Он медленно отодвинул в сторону сиденье и тяжело опустился на него. Несмотря на то, что наступила ночь и темнота наполнила улицы и дома, да и весь город в целом, в комнате было необычайно светло, потому как прямо над столом висело несколько ярких круглых шаров света, созданных правителем, лучисто наполняющих помещение дневным светом. Святозар посмотрел на эти полыхающие шары, потом перевел взгляд на лампедра, и, обращаясь к нему, негромко сказал:
— Оскидий, если ты поел, будь добр выйди, мне надо обмолвиться с правителем. Лампедр порывчато кивнул, да поспешно отодвинув сиденье, и, выйдя из-за стола, направился в комнату сына, плотно прикрыв за собой дверь. Святозар оперся спиной о спинку сиденья, и, посмотрев на правителя, оный с огромным аппетитом поедал жареное мясо, молвил:
— Аилоунен, нам надо отправляться в Асандрию.
— Угу, — согласился правитель, и, прожевав еду поспешно ее сглотнул. — Дней через пять.
— Нет, завтра, — настойчиво сказал наследник. — Завтра.
— Это почему, завтра? — спросил Аилоунен, и, наколов на вилицу мясо, поднес его ко рту.
— Да, прекрати же есть, хоть на миг, — раздраженно заметил Святозар. — Разве ты не видишь, мне надо поговорить с тобой. Аилоунен встревожено воззрился на наследника, и тяжело вздохнув, так словно видел перед собой неизлечимо больного, положил вилицу с наколотым на нее кусочком мяса на блюдо, весьма мягко проронив: