Сыны степей донских

С февральских дней, которые он встретил в окопах, Федор заметно изменился. В революции он точно нашел себя. Участвуя в собраниях и митингах, проводимых в казачьих частях, подхорунжий внимательно вслушивался в выступления представителей различных политических партий, старался усвоить суть жарких споров, понять, что крылось за гладкими красивыми фразами кадетов, посулами «социалистов» всех оттенков. Нелегко давалась казаку с дальнего верхнедонского хутора политическая азбука. Часто Федор говаривал товарищам:

— Жаль, грамоте я плохо и мало обучен. Ведь все больше военному делу учили, а тут — поди разбери, кто такие эти говоруны.

Но жизнь брала свое. Каждый день революции давал столько пищи природному недюжинному уму и распахнутому настежь сердцу Подтелкова, что он, по словам окружающих, развивался чрезвычайно быстро. Федор оставался беспартийным, но все более близкими ему становились простые и ясные лозунги большевиков, их призывы покончить с империалистической войной, угнетением народа и передать власть трудящимся. Позднее в своей автобиографии, написанной для «Известий Новочеркасского Совета», Подтелков отметит: «Как до государственного переворота, так и после такового я не вступал ни в одну партийную организацию. Я всегда лишь ставил своей целью справедливость и беспощадную борьбу с угнетателями трудящихся масс и по мере сил призывал всех трудящихся к сплочению и единению, указывал им, что все они одинаково живут своим трудом».

Конечно, рассуждения Федора об «одинаковости» жизни всех тружеников были наивны. Они проистекали из сызмальства воспринятых представлений о казачьем братстве. Но за этим стояла праведная, непримиримая ненависть к насильникам, к атаманам и генералам, на которых бывший подпасок вдосталь нагляделся и в босоногом детстве и на фронте… В борьбе против угнетателей, считал Подтелков, трудовые казаки должны быть заодно с крестьянами и рабочими.

Земляки жадно слушали неторопливую, такую уверенную речь батарейца, который горячо убеждал держаться всем трудовым казакам вместе, не верить лицемерным заявлениям генералов и офицеров, клявшихся защищать свободу.

— Это волки, — говорил он. — Они спят и видят, как восстановить старый режим, и нас, серых, толкают, как в пятом году, против народа. Нельзя такого допустить, казаки!

Смело выступая против контрреволюционных верхов, твердо веря в правоту дела трудящихся, Подтелков приобрел большое влияние в части. Осенью казаки выбрали Федора помощником командира батареи.

Из сотен и полков в дивизионный комитет являлись делегаты, говорили, что терпение фронтовиков кончается. Домой, на Дон! Уставшие от ужасов войны, измученные окопной жизнью, казаки стремились в родные станицы. Оттуда шли вести о расстройстве дел, неясные слухи о выступлениях крестьян. Фронтовики волновались. Нерадостные письма из дома получал и сам Михаил. Василий Иванович сообщал, что никак не может расплатиться с долгами, что хуторские богатеи подняли головы и грозятся припомнить сыну кузнеца его выступление на войсковом круге. Отец спрашивал, когда же окончится проклятая война и Михаил и другие казаки вернутся наконец домой.

— Казаки правы, — взволнованно говорил Кривошлыков на заседании комитета. — Нужно поскорее возвращаться на Дон. Нельзя, чтобы там, в станицах, по-прежнему верховодили атаманы и офицеры. Они опять, как в 1905 году, вовлекут казаков в войну против рабочих. Это будет катастрофа. Надо объяснить станичникам, кто их настоящие друзья, а кто — враги.

Решено было составить от имени комитета письмо на Дон «с разъяснением вопросов текущего положения», отпечатать его и раздать казакам для рассылки по домам. Одновременно дивизионный комитет обратился с просьбой к фронтовому командованию заменить уставшие части дивизии свежими, переформированными на Дону полками.

В это же время, но совсем по другим соображениям отвода казачьих войск с фронта на Дон добивалось калединское правительство. Надвигалась октябрьская буря, и атаман собирал донские полки, чтобы здесь, на юго-востоке, в союзе с верхами кубанского, терского и астраханского казачества создать мощный вооруженный кулак для борьбы с пролетарской революцией. С согласия Ставки предполагалось свести расположенные в тылу и снятые с фронта казачьи части в два корпуса. В состав 2-го корпуса должна была войти и 5-я Донская казачья дивизия. Ее для начала решили перебросить на Левобережную Украину, в Полтавскую губернию, и употребить для подавления там крестьянских движений.

В двадцатых числах октября сотня Кривошлыкова вместе с другими частями дивизии погрузилась в вагоны и отправилась из Бересты к месту новой дислокации. На пути казаков ждали события исключительной важности, решительно опрокинувшие все планы контрреволюции. 29 октября эшелон с казаками остановился перед Киевом. Высыпавшие из вагонов в поле донцы услышали канонаду. Командиры полков и члены комитета Кривошлыков, Сучилин и Дорошев направились в город узнать, в чем дело.