В дни пребывания Кривошлыкова на хуторе Ушакове туда поступило распоряжение станичного атамана — послать делегата на казачий съезд в Еланскую для выборов новых властей. Хуторяне единодушно решили направить в станицу Михаила; в нем они видели верного защитника своих интересов. По весенней распутице, непролазной грязи отправился в станицу Кривошлыков вместе с делегатом от соседнего хутора Горбатова урядником Бесхлебновым. Целый день ушел на то, чтобы одолеть 27 верст пути до станицы. Напарник Кривошлыкова, впрочем, не торопился. Он по-своему понимал цель поездки. В ответ на слова молодого прапорщика, что время не ждет и надо поскорее выбрать новую народную власть, Бесхлебное заметил, что он-то едет по поручению хуторского атамана «за порядком последить».
Иван Кочетов, атаман станицы Еланской, тоже не горел желанием проводить выборы: всеми силами пытался сорвать съезд. В извещениях, разосланных по хуторам, проставлено было разное время открытия съезда. Явившись, как было назначено, утром 29 марта в Еланскую, Кривошлыков увидел станичное правление запертым. Насилу дождавшись атамана, он настоял, чтобы в хутора, откуда еще не прибыли делегаты, немедленно были направлены конные нарочные — поторопить с приездом. Собрались выборные с хуторов к вечеру, и Кочетов скрепя сердце открыл съезд.
Искреннее и горячее участие в общественных делах, стремление помочь казаку-труженику устроить жизнь по-новому привлекали к Кривошлыкову симпатии станичников. И когда пришло время посылать делегатов в Новочеркасск на войсковой круг, ушаковцы и горбатовцы отдали Михаилу свои голоса. При баллотировке он получил 960 шаров. Ставленник еланских богатеев полковник Алферов, будущий вожак белоказачьих банд в округе, был избран всего 600 голосами.
В Новочеркасск еланские делегаты везли наказ, в котором излагались земельные нужды станичников. Предполагалось огласить его при обсуждении на круге аграрного вопроса. Но урядник Сметанников, выборный от хутора Тернового, вдруг таинственно исчез вместе с наказом. Оказалось, что он отправился к своим дальним родственникам и гостевал у них уже несколько дней. Все попытки Кривошлыкова вытащить урядника оттуда были безуспешными. Полковник Алферов был доволен: жалобы еланцев не нарушат намеченный контрреволюционными казачьими верхами курс…
А в большом зале областного управления, где заседал войсковой круг, раздавались громкие призывы к единению казачества в борьбе против революции. Заправилы круга пугали станичников большевиками, стращали, что крестьяне, подстрекаемые ленинцами, отберут у казаков их земли. «Казакам надо сгрудиться, объединиться в одну силу… — витийствовал войсковой старшина Волошинов, — Дон должен выступить с инициативой по наведению порядка, спасти страну от анархии». Натравливая казаков на революционных рабочих и крестьян, реакция взывала к сословным предрассудкам, патриархальным обычаям. Искусный демагог, «донской баян» М. Богаевский увещевал собравшихся помнить о седых курганах, былой казачьей вольности. «Дон для донцов!» — надрывался он.
Призывы к объединению казачества под знаменами «ожившей старины» прикрывали стремления атаманских верхов обособить, оторвать Дон от пролетарского центра, превратить область в плацдарм контрреволюции. Эти замыслы натолкнулись, однако, на противодействие ряда депутатов-фронтовиков и выборных от северных округов.
— Вы не заметили, — сказал, обращаясь к руководителям круга, усть-медведицкий депутат хорунжий Н. П. Лапин, — что… казачество уже довольно пробудилось… Вы полагаете, что достаточно кликнуть казачий клич с какого-нибудь поэтического кургана, как все казачество ринется за вами без колебаний и сомнений… Поверьте, что ваш казачий клич дальше ограды Старочеркасского собора не уйдет. Демократические элементы казачества за вами не пойдут.
В самом деле, казаков мало увлекали утопии федералистов. Они больше думали о заботах сегодняшнего дня — о продолжавшейся бессмысленной войне, разорении, чем о «седых курганах».
Видя, что попытки создать единый казачий фронт против революции не удаются, руководители круга усилили нажим на рядовых делегатов. Из президиума грубо обрывали ораторов, выступавших с неугодными речами. Чтобы пресечь возможные возражения, решено было без прений принять резолюцию по докладу Богаевского. Депутату от 4-го казачьего полка Назарову, пожелавшему выступить по этому вопросу, не дали слова.
— Я ухожу, — сказал он, сходя с трибуны, — нам зажимают рот…
Кривошлыков кипел от негодования, слушая речи контрреволюционных главарей и вторивших им депутатов-станичников. На второй день работы круга запиской он попросил слова. Большой охоты у президиума предоставить трибуну молодому офицеру, уже заявившему себя «смутьяном», не было. Но после некоторых проволочек председательствующий объявил:
— А теперь послушаем прапорщика Кривошлыкова из станицы Еланской.