Сыны Тьмы

Затаившаяся в нем опасность, должно быть, оставила свой отпечаток на его лице, потому что Шакуни кивнул и сел, не возразив ни словом. Карна прошел на свое место и сел, опустив голову, сжав зубы от ярости. Даже Судама знал, что сейчас к нему лучше не приближаться. Все молча вернулись на свои места. Но больше не было ни аплодисментов, ни смеха, ни насмешек.

На арене воцарилась напряженная тишина.

Не в силах сдержаться, Бхуришравас сказал громким и резким голосом:

– Царевна, несомненно, получит то, что желает, и останется незамужней и бесплодной всю свою жизнь!

Его слова были встречены одобрительным ропотом. Послышался гул, словно плотина выпускала паводковые воды. Кто-то начал жаловаться, что соревнования слишком сложны. Другие были в ярости от унижения, которому подвергся Карна. Трибуны наполнялись шумом. Пьяная толпа все сильнее волновалась, они, ожидая жестокой конкуренции, чувствовали себя обманутыми – ведь здесь не могло быть победителей.

Члены панчалской царской семьи начали беспокоиться, что может случиться что-то плохое, особенно со стороны знатных кшарьев, в том числе Хастины, которая могла бы воспринять это как пренебрежение. Сатьяджит кивнул Дхриштадьюмне, и тот целенаправленно направился к капитану стражи и принялся давать распоряжения. Толпа на галереях становилась все более пьяной и шумной. Панчалская гвардия начинала выстраиваться между простым народом и королем, готовясь к нападению.

– Могу я попробовать? – произнес нежный голос из рядов нищих наминов, расположившихся в нижней галерее слева.

Хоть Карна и не хотел смотреть, но глаза его сами повернулись на голос. Волосы, стянутые в пучок четками, пепел от посмертных ритуалов на лице… Этот человек был живым свидетельством того, что высшая каста не означает высокую жизнь. Даже остальные намины из этой галереи обходили его стороной. По немытым спутанным волосам и чашке с черепом в руке было легко определить, что заговорил агхори.

Бхайрава, или Змеиный Аскет, считался на севере древним богом, но агхори упорно цеплялись за свою веру. И в своем рвении они проявляли беспрецедентную суровость в своих отшельнических епитимьях и жутких ритуалах. Каждый знал, что благодаря силе души, которой они обладали благодаря таким практикам, агхори, не моргнув, исцелялись после произнесения Осколков. Но с тех пор как кто-то из агхори в последний раз действительно кого-то эффективно этим проклинал, прошло много времени. Алчность и презрение к остальному человечеству ослабили их душевную энергию и, следовательно, их способность произнести проклятье Осколков. Но это не ослабило почтения и страха, которые агхори вызывали у своих собратьев-наминов.

– Что, агхори, в наши дни мертвые тела уже недостаточно возбуждают тебя? – издевательски выкрикнул один из женихов. Большинство кшарьев и драхм разразились хриплым смехом.

– Возвращайся к своим молитвам, намин! Тебе здесь не место!

– Может быть, он намажет лук пеплом и сделает его легким.

Толпа разразилась свистом и насмешками, а намины могли лишь зло смотреть в ответ, не осмеливаясь сказать что-нибудь вслух. Если агхори потерпит неудачу, все намины будут опозорены. Несколько наминов шепотом посоветовали начинающему поклоннику отступить, но агхори остался стоять, сверкая победной улыбкой на измазанных пеплом губах. Как ни крути, все-таки слухи о проклятиях были не совсем слухами, и более старые и опытные кшарьи начали предупреждать молодежь, что за насмешки над наминами можно поплатиться проклятьями и адским пламенем.

Но агхори просто подошел к арке в центре арены и сбросил с плеч плащ из тигровой шкуры. Его тело могло посрамить любого из воинов-кшарьев. Высокий и худощавый, он прокрался, как леопард, и склонился, сложив руки, перед Друпадом: с перевязанной ремнем талии, обхваченной юбкой из оленьей кожи, свисала костяная чаша.

Лицо Друпада исказилось от дилеммы, с которой он теперь столкнулся. Отказ дикарю навлечет на себя гнев всех наминов, но позволить ему участвовать – значит проявить неуважение к присутствующим царям и царевичам. Чувствуя, что попал в неудачное положение, он несчастно повернулся и неуверенно глянул на Кришну, который кивнул, более чем довольный тем, что снова мог спасти положение.

– Учитывая, что больше женихов не осталось, – спокойно сказал Кришна, – разве может произойти что-нибудь плохое от того, что бедный намин попытает счастья? После произошедших событий это было бы, по крайней мере, интересно. Это могло бы даже стать напоминанием определенным классам не вторгаться в земли кшарьев.

Его слова были встречены одобрительным ропотом толпы.

– Мне не нравится, когда Кришна начинает говорить, – сказал Шакуни. – Каждое его слово похоже на ход на шахматной доске.

– Это сваямвар моей дочери, – наконец сказал Друпад. – Богиня Пракиони – свидетель тому, что я разрешаю любому, кто будет честен, принять участие в соревновании.

– Говорит так справедливо!.. – насмешливо фыркнул кто-то.

Друпад не обратил на это внимания:

– Агхори! Я разрешаю тебе.