Сыщик, ищи вора!

Серьезный вклад в борьбу со всевозможной преступностью внес Иван Грозный. До него страной управляли воеводы, назначавшиеся на пост, как тогда простодушно выражались, «на кормление». Вот они и «кормились», как могли… На них же лежала обязанность бороться с преступностью. Какое-то время они справлялись, но позже, с образованием Московского государства, стали относиться к этому спустя рукава – да и старая система уже выглядела пережитком.

Грозный принял довольно эффективные меры. Создал «приказы» – аналог нынешних министерств и выстроил, как сказали бы мы теперь, «властную вертикаль», чувствительно прищемив бояр, которым отныне жилось не так вольготно. Теперь уголовщиной занимались приказы, названия которых говорят сами за себя – Разбойный, Сыскной, Разрядный и Холопий. Кроме того, по приказу Грозного на местах были созданы особые учреждения для борьбы с преступниками, причем большинство должностей в них были выборными. В каждом уезде землевладельцы – не только князья и дворяне, но и крестьяне – выбирали из дворян «губного старосту» и «губного дьяка», а крестьяне еще губных целовальников, сотских и десятских. Все эти выборные составляли так называемую «губную избу», должны были отлавливать преступников, судить их и казнить. Губные избы подчинялись Разбойному приказу. Это уже, по сути, был первый тогдашний аналог МВД и управлений внутренних дел на местах – разве что с сильными элементами выборности.

И наконец, самый полный перечень уголовных преступлений содержит Соборное уложение 1649 года. Оно тщательно отсортировало злодеяния по их опасности: на первом месте стояли преступления против Бога, Церкви и Государя, далее шли уголовные и другие преступления. Система наказаний была прописана четко: богохульника (мешавшего отправлению церковной службы или совершившего убийство в церкви) сжигали на костре. Грабителям церквей рубили головы. За совершенные в церкви преступления «рангом» поменьше (нанесение ранений в драке, «непристойные речи и оскорбления») полагалась «торговая казнь» либо тюрьма. Жестоко наказывались «драка и брань» на царском дворе.

Особо жестокая смертная казнь в XVII веке грозила фальшивомонетчикам – им заливали в глотку расплавленный металл. Возможно, кто-то и удивится, но казнь эта была даже гуманнее европейских: в Германии задолго до того фальшивомонетчиков варили в громадном котле с кипящим маслом, но не бросали туда сразу, а, подвесив на веревке под мышки, опускали медленно: по щиколотки… по голени… по колени… Что было гораздо дольше и мучительнее, чем заведенная в Московском государстве казнь.

Уголовные преступления против «простых» граждан тоже карались без особого гуманизма. За убийство полагалась смертная казнь, за увечье – аналогичное калеченье и денежный штраф. Теперь за первую кражу отрубали левое ухо, сажали в тюрьму на два года, а потом ссылали в «украинные города», то есть на границы государства. За вторую отсекали оставшееся ухо, отправляли в тюрьму уже на четыре года, потом опять-таки ссылали. За третью – казнили.

Однако давно известно: никогда и нигде жестокость наказаний не приводила к значительному ослаблению преступности. Причины тут чисто психологические: всякий вор-разбойничек считает себя самым хитрым и ловким, полагая, что уж его-то ни за что не поймают. Давненько уж англичане отметили: самое большое количество карманных краж случалось в толпе, собравшейся поглазеть, как вешают карманника или иного уголовника…

Соборное уложение вынуждено констатировать: «А которые воры на Москве и в городах воруют, в карты и зернью (игральными костями. – А. Б.) играют, и проигрався воруют, ходя по улицам, людей режут, и грабят, и шапки срывают… будет где такие воры объявятся, и их всяких чинов людем имая, приводите в приказ…»

Бывали и чисто анекдотические истории. У некоего Михаила Тихонова украли со двора черную курицу (которую он на другой день опознал в торговых рядах, где ее как ни в чем не бывало продавал некто Андрей Аникеев). Михаил, не растерявшись, тут же ухватил Аникеева за шиворот и поволок на «съезжую избу» (некий аналог ГОВД), но по дороге на него напали какие-то субъекты, скорее всего, дружки Аникеева, побили, сорвали шапку и разбежались. А курицу Аникеев тут же задушил и бросил. До съезжей избы Тихонов Аникеева все же доволок и даже предъявил в качестве улики задушенную курицу, но вот свидетелей-то у него как раз и не имелось. А Аникеев с честнейшими глазами твердил, что курицу купил честно, а придушил ее Мишка, напавший ни с того ни с сего. В конце концов, выражаясь современной терминологией, дело прекратили за невозможностью установить виновного и обоих отправили со двора…