Сыщик, ищи вора!

В ясный день теперь уже казакам приходилось туго – приходилось рассыпаться в разные стороны и скрываться поодиночке, пушек на галерах имелось немало, а пушкари у турок были хорошие. Так что порой струги гибли в немалом количестве, а бравые донцы попадали в плен – чаще всего оказываясь гребцами на тех самых галерах.

Одним словом, раз на раз не приходился – но когда это останавливало «джентльменов удачи»? Зато при удаче трофеи доставались богатые: золото и серебро, ценные ткани, вино, другие недешевые товары.

Те же самые казаки, что перебили отряд атамана Филимонова, в том же году напали на речной караван дьяка Елизара Ржевского, который вез в недавно взятую русскими Астрахань деньги и припасы. По дороге его перехватили донцы и ограбили дочиста – правда, дьяк и его люди уцелели. Иван Грозный не на шутку разгневался и организовал широкомасштабную облаву на «речных пиратов» – но, судя по тому, что грабежи речных судов продолжались и после этого, полностью извести «воровских казаков» так и не удалось.

Кстати, в то же самое время на Волге усердно грабил проплывающих купцов (а плавали там и русские, и «басурмане», и даже англичане) будущий покоритель Сибири атаман Ермак Тимофеевич с немаленьким отрядом в несколько тысяч казаков…

О дальнейшей судьбе Донского войска – чуть позже. А пока поговорим о Запорожской Сечи. Точное время ее рождения опять-таки неизвестно, но уже в XVI веке европейские путешественники описывают ее как вполне сложившуюся структуру.

Очень трудно, чертовски трудно противостоять не кому иному, как классику земли русской Николаю Васильевичу Гоголю, в «Тарасе Бульбе» изобразившему запорожцев как светлых рыцарей без страха и упрека, истово сражавшихся за веру православную…

Увы, увы… В действительности запорожцы были далеко не так романтичны и защитой православной веры заморачивались редко – порой все обстояло как раз наоборот. В отличие от донцов и других казачьих войск, с некоторых пор обзаводившихся хозяйством (порой крупным) и женами-детьми, Запорожская Сечь всегда представляла собой один большой военный лагерь, куда женщины не допускались. Если называть вещи своими именами, это была просто-напросто разросшаяся до невероятных размеров одна большая разбойничья шайка, принимавшая к себе любого, независимо от рода-племени. Имелись у них несколько православных священников, но запорожцы категорически отказывались, чтобы они подчинялись какой бы то ни было ближайшей епархии, что было серьезным нарушением церковных канонов. Да к тому же запорожцы, охотившиеся в степи на диких лошадей, вовсю ели конину, что русскому православному человеку было накрепко запрещено. Дело опять-таки, несомненно, в тюркском влиянии, даже более сильном, чем на донцов. История зафиксировала сечевых атаманов со стопроцентно тюркскими именами. Да и одежда запорожцев порой как две капли воды похожа на тюркскую – а знаменитые чубы-оселедцы турки любили не меньше запорожцев. Никакого хозяйства в Сечи заводить не полагалось, как и заниматься какими-то ни было ремеслами. Добычу полагалось пропивать и прогуливать в сжатые сроки (правда, самые хозяйственные все же украдкой прятали клады). Были, правда, так сказать, и те, для кого участие в запорожских походах было чем-то вроде хобби: жили они в более цивилизованных местах, в так называемой Гетманской Украине, держали там хозяйство и семейство, а на Сечь, когда хотелось повеселиться, приезжали «показаковать» (в точности как Тарас Бульба).

Устройство там было самое что ни на есть демократическое, демократичнее некуда. В походе атаману полагалось подчиняться беспрекословно, и любая попытка неповиновения каралась смертью, а вот у себя дома, на Сечи… Практически каждый более-менее влиятельный у запорожцев казак мог в любой момент объявить «предвыборную кампанию» – то есть собрать своих сторонников (предварительно угостив их горилкой от пуза) и провозгласить атаманом более подходящую ему кандидатуру (а то и самого себя). Сплошь и рядом его усилия заканчивались полным успехом – а свергнутого атамана обычно «сажали в воду», то есть топили, благо Днепр протекал недалеко. (И не только своих. Когда в 1585 году польский король под давлением крымского хана отправил на Сечу своего посланника шляхтича Глубоцкого, потребовавшего прекратить набеги на крымцев, запорожцы и его преспокойно утопили.)