Сыщик Путилин

— Во-вторых, допустим, юноша раскается, будет просить о помиловании. Но… Откуда мы его выпустим? Это вы приняли в соображение? Разве это наше прибежище под Вислой, где мы тайно собираемся для укрепления веры и принятия важнейших решений, уже само по себе не должно составлять величайшего секрета для наших врагов? А если выпущенный безумец граф нас предаст?.. В таком случае для чего же было принимать лозунг «Unum est hoc iter ad mortem»?[12]

— Верно… верно! Смерть, смерть! — послышались теперь уже возбужденные голоса.

— Но какая?

— Я полагал бы… нам думается… Поцелуй Бронзовой Девы!

Тот, который заступился за обвиняемого, в ужасе закрыл лицо руками.

— Это чересчур жестоко… — еле слышно вылетело из-под капюшона.

— Приведите сюда обвиняемого! — бесстрастно отдал приказ старший из судей-священников.

Прошло несколько минут. Где-то послышался скрип двери, по каменным плитам коридора гулко разнесся звук приближающихся шагов, дверь в судилище распахнулась, и на пороге вырисовалась высокая стройная фигура молодого человека.

— Потрудитесь приблизиться к столу, граф Болеслав Ржевусский! — сурово проговорил иезуит в фиолетовой рясе.

Молодой человек гордо откинул голову назад. Глаза его сверкали бешеным огнем. Он сделал несколько шагов по направлению к своим судьям и резко спросил:

— Кто вы? На каком основании и по какому праву вы смеете мне приказывать? Честное слово, я начинаю думать, что имею дело с бандой каких-то негодяев.

— Вы слышите? — прошептал настоятель N-ского костела.

— Меня обманным образом — по подложной записке — заставляют явиться в пустынное место, хватают, везут и, точно преступника, заключают в каземат какого-то проклятого подземелья. Что вам от меня надо? Что означает вся эта подлая комедия? Если вам угодно денег, выкупа — извольте. Я вам их дам, подавитесь проклятым золотом, но потрудитесь немедленно выпустить меня на свободу!

— Вы спрашиваете, кто мы? Мы — тайный трибунал, блюдущий высшие интересы святой церкви… — еще более сурово проговорил его эминенция.

— Это что же такое — нечто вроде совета десяти великой святой инквизиции? — насмешливо спросил молодой граф.

Но, помимо воли, смертельная бледность покрыла его лицо.

— Вы можете богохульствовать: перед смертью у вас еще хватит времени раскаяться в ваших страшных грехах.

— Перед… смертью? — вздрогнул Ржевусский. — Вы шутите, святой отец?

— Увы, бедный безумец, мои уста еще никогда не произносили шуток. Мы обсудили ваше преступление. Оно ужасно: вы изрекли величайшую хулу на церковь. Нашим совместным решением вы приговариваетесь к смертной казни через поцелуй Бронзовой Девы. Вы обручитесь с ней на вечную жизнь.

— Что?! — воскликнул молодой человек и пошатнулся.

«Героическое» средство. Письмо к каштеляну N-ского костела

Я провел первую ночь в Варшаве отвратительно. Вы поймете причину, если я вам скажу, что Путилин, уехав вечером к графу Ржевусскому, вернулся только… в шесть часов утра! При виде его у меня вырвался вздох радости и облегчения. Мой гениальный друг скрупулезно посвятил меня во все детали своего визита к старому магнату, так что к концу его рассказа у меня возникло ощущение, что я лично при всем этом присутствовал.

— Милый мой доктор, скажу тебе откровенно, что случившееся явилось для меня полной неожиданностью — у меня ведь было нешуточное подозрение, что сам отец принимал участие в организации исчезновения молодого графа.

Лицо Путилина было угрюмо-сосредоточенным.

— И если прежде я только тревожился за жизнь молодого Ржевусского, то теперь совершенно уверен, что она висит на волоске. Это дело куда серьезнее дела об исчезновении сына миллионера Вахрушинского, даже с учетом «белых голубей» и «сизых горлиц».

— Как? Еще серьезнее? — забеспокоился я.

— Безусловно. Там, несмотря на весь ужас, который мог произойти с молодым человеком, он все-таки остался бы жив. А тут — смерть, и, наверно, мучительная.

— Прости, Иван Дмитриевич, но я не вполне тебя понимаю. Ты говоришь об опасности, угрожающей молодому графу, с такой уверенностью, будто знаешь, где он находится.

— Да, я это знаю.

— Как?! Ты это знаешь?!

— Еще раз повторяю: знаю. Знаю так же, как уже на второй день розысков знал, где находился молодой Вахрушинский.

— Так, ради бога, объясни, в чем же дело?

— В том, чтобы найти способ проникнуть туда, где он находится.

— Разве это так трудно?

— Необычайно трудно. Не забывай, что не всегда приходится иметь дело с наивными сектантами-изуверами из простонародья или же из мещан или мелких купцов. Случается нарываться и на дьяволов в шелковых одеяниях.

Я, каюсь, только хлопал глазами в изумлении.

— Всю эту ночь я их выслеживал.

— Кого — этих дьяволов?

— Да. Я заметил, что эту компанию охватило необычайное волнение: они, кажется, приготовляются к какому-то кровавому каннибальскому пиру. В поисках путеводных нитей, ведущих к этой банде, я чуть было не утонул в этой проклятой Висле… Однако я еле держусь на ногах. Пойду посплю часа два, а затем мне придется прибегнуть к радикальному, но чрезвычайно опасному средству.