– Ах да, Федя Липов, Володя постоянно о нем рассказывает. А ты, стало быть… – Евгений стал припоминать, как зовут девочку, – Марина.
– Вообще-то Зина. Но для вас я Зинаида Игнатьевна.
Обойдя биржу извозчиков, Евгений с Зиной двинулись через сквер Инженерного замка, излюбленного места выгула собак. Какая-то шавка бросилась к ним ласкаться. Девочка присела, а Евгений наклонился, чтобы собачку погладить.
– Очень хорошо, что вы любите животных, Евгений Дмитриевич, – сказала Зина, когда они снова двинулись в путь. – Потому что я их тоже люблю. А мясо вы едите?
– Ну, во время постов, конечно, нет. Хотя, должен честно признаться, наша семья посты не соблюдает.
– А я вот мясо не ем. Вообще. Никогда.
– Почему?
– Потому что из-за мяса убивают животных.
– А что тут поделаешь? Таковы законы природы. Мы, люди, по природе своей такие же хищники, как львы и тигры. Без мяса нам не прожить.
– Неправда! Мы преотлично можем питаться фруктами, овощами, хлебом, крупами, молоком…. Вот если бы все перестали есть мясо, представляете, сколько коров и свиней спаслись бы от смерти?
– Должен признать, вы очень необычная девочка, Зинаида Игнатьевна…
Они пересекли мост через Мойку, в которой, как и во всех питерских реках и каналах, летом плавало огромное количество бревен – древесина для отопления и построек доставлялась в город речным путем.
– Господи, бедные деревья, – воскликнула Зина. – Здесь плавает целый лес. Господи, ну зачем их срубили? Ведь можно отапливать дома торфом или углем. Деревья же тоже живые.
– Ну, допустим, с отоплением вы правы. Но из чего вы прикажете делать мебель, бочки, черенки для метёл?
– Из железа.
– А бумагу из чего?
– А разве бумагу делают из деревьев?
– Да.
– Какой ужас! Я понятия не имела. И из чего делать бумагу, пока не знаю. Но обязательно придумаю. Деревья всегда так просят помочь.
– Что, простите, делают?
– Просят их не рубить.
– Но они же… не умеют разговаривать.
– Умеют. Просто мы не умеем их слушать. Но я потихоньку учусь…
Евгений внимательно посмотрел на девочку. Ба! Да она прехорошенькая. Когда подрастет, гимназисты с кадетами будут стайками за ней бегать. Хотя к тому времени девочка попадет в приют для умалишенных. С головой-то у неё совсем не порядок.
– Ну вот, теперь и вы считаете меня сумасшедшей…
– Что вы, Зиночка, вовсе нет…
– Не врите, Женечка. Я умею читать мысли… Да, и когда я вырасту, кадеты с гимназистами мне нравиться не будут. Я предпочту им мужчину постарше. Старика лет тридцати. И им будете вы.
Оставшуюся дорогу до Большой Морской шли молча. Поднявшись по парадной лестнице на второй этаж, позвонили в квартиру начальника сыскной. Открыла им Груня, кухарка Крутилина.
– Мы на крестины, – сказал Евгений.
– Проходите, проходите, – предложила Груня, принимая от Евгения фуражку. – Все уже за столом.
Зина уселась с родителями.
– Тебе же нездоровилось, – удивилась её мать.
– Я встретила Евгения, и он меня уговорил прийти сюда, – не моргнув глазом, снова соврала девочка.
Евгений подсел к брату и Феде.
– Зачем ты чокнутую привел? – спросил его Володя.
– А с чего ты решил, что она чокнутая? – удивился Евгений.
– Она сказала, что у вас с ней будет трое детей…
– Всего-то? Я думал больше, – пошутил Евгений.
Кроме Тарусовых и Липовых, на ужин были приглашены новоиспеченный кум[8] хозяев Выговский, бывшая супруга Крутилина Прасковья Матвеевна с семьей – общим с Иваном Дмитриевичем сыном Никитой и вторым мужем Модестом Дмитриевичем Верейкиным, а также чиновники сыскной полиции Яблочков, Назарьев и Петров.
Супруги Липовы поначалу были явно не в своей тарелке, но после пары рюмок освоились, отец Игнатий даже анекдотец рассказал:
– Богатая купчиха выходит из церкви, к ней кидается за подаянием однорукий нищий. А она его вдруг узнает и кричит: «Прочь с дороги, мошенник. Ты же на прошлой неделе слепцом был, я тебя хорошо запомнила». Нищий не растерялся: «Ваша правда, барыня, был я слепцом. Но в пятницу Господь мне зрение вернул. А я так обрадовался, что от счастья руку потерял».
Все вежливо посмеялись.
Крутилин между переменами блюд спросил Тарусова:
– Пару лет назад вы защищали штабс-капитана Чванова…
– Да, было такое. Но, увы, помочь не смог. Он пытался сумасшествие симулировать, и все шло гладко, пока не явился его родной брат. Он заявил, что… не помню имени…
– Анатолий Иванович, – подсказал Крутилин.
– Точно. Анатолий Иванович уже не в первый раз пытается прикинуться душевнобольным. И всё! Мое красноречие прошло мимо присяжных. Каторга, двенадцать лет. А почему спрашиваете?
– Сбежал ваш подзащитный. И братцу своему отомстил.
Анастасия Григорьевна задала Тарусовой волновавший её вопрос:
– А почему у Крутилина две жены?
– Они с Прасковьей Матвеевной развелись, и он женился на Ангелине Осиповне, – объяснила княгиня.
– Так ведь и Прасковья Матвеевна замуж вышла?
– Да. За Модеста Дмитриевича, он рядом с ней сидит.
– Это ведь не по закону. Кто из бывших супругов виновен в разводе, тому больше вступать в брак нельзя.
– Да, нельзя. Но государь император лично разрешил Крутилину второй брак[9].
– Император? Иван Дмитриевич с ним знаком?