Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

– Конечно. Он же начальник сыскной…

– А с митрополитом?

– Разумеется. Помните, нынешней зимой иеромонаха в Лавре убили? Так злодея поймал именно Крутилин.

Глава десятая

1848 год

Шли всю ночь, благо была она лунной. Афонька, хорошо знавший местность, ловко провел пленников через дозоры горцев.

– А мы правильно идём? – каждые полчаса спрашивал Чванов. – Если по звездам, Грозная в противоположном направлении.

– Грозная точно в противоположном, – неизменно соглашался Афонька. – Только наши теперь с другой стороны наступают.

Начало светать. Афонька предложил немного отдохнуть, чему капитан обрадовался. За месяцы сидения в сакле ноги его утратили выносливость, и каждая мышца нещадно ныла. Он тут же плюхнулся на землю.

– Пока его благородие отдыхает, собери-ка хворост, – велел Ваське Афонька и вслед за Чвановым распластался возле чахлой березы.

– А ты что, барин? Пошли, давай, вместе.

– Делай, что говорю. – И Афонька навел на Ваську ружьё.

– Ты чего, Афанасий? Мы же друзья.

– Собирай, говорю, хворост, дружок, не то вышибу тебе мозги.

Чванов приподнялся:

– Ты чего это раскомандовался?

– А ты обернись, капитан. И сразу всё поймешь.

Чванов обернулся и увидел в десяти шагах ухмыляющегося Ахмета, который целился в него из ружья.

– Что, урус? – крикнул горец. – Обманули дурака на четыре пятака? Кажется, так у вас говорят?

– Так ты нарочно нас сюда привел, – процедил капитан Афоньке.

– Конечно, нарочно, – не стал тот отпираться. – Если бы вас обменяли на Абзата, плакали бы мои денежки. А теперь нам с Ахметом ни с кем из аула делиться не надо.

– Мне не нужен Абзат, – вторил предателю лениво подходящий к Чванову Ахмет. – Мне нужны пять тысяч. Почему я их до сих пор не получил? Что молчишь, урус?

– Я же тебя предупреждал, что сумма больно большая. Мать её будет собирать долго, очень долго, – в который раз пустился в объяснение Чванов.

– Нет, урус. Потому что ты меня обманул. Отправил письмо по неправильному адресу. – Горец достал конверт. – Вот оно, вернулось в Тифлис. Ты – лживый человек. И поэтому теперь будешь сидеть в зиндане.

– Яма такая, – пояснил Афонька.

– И не в нашем ауле, – продолжил Ахмет. – А у моего отца, высоко в горах. И теперь ты напишешь правильный адрес. Или помрешь с голода.

Ахмет достал из мешка несколько десятков огурцов, которыми все и подкрепились.

Дорога по дремучим горным лесам заняла весь световой день. Чванову она далась тяжело. Он устал физически и был раздавлен морально – ведь свобода была так близка. Зачем он поверил предателю?

– Сколько он тебе пообещал? – тихо спросил Чванов дезертира, когда Ахмет ушел чуть вперед и не мог их слышать.

– Тысячу серебром.

– Тьфу, дурак. Я бы тебе две заплатил.

– Две? – не поверил Афонька.

– Клянусь!

Афонька тут же снял с плеча ружьё, прицелился по идущему впереди по склону Ахмету и выстрелил. Но, увы, промахнулся. В ответ Ахмет бросил длинный узкий кинжал. Афонька вскрикнул, вскинул руки и упал замертво.

Чванов что было сил кинулся вперед, набросился на горца и повалил его на землю. Если бы Васька побежал следом, они бы Ахмета одолели. Но крепостной человек решил для верности вооружиться афонькиным кинжалом, но пока вытаскивал его из ножен, сильный и жилистый Ахмет скинул капитана с себя и огрел его по голове прикладом. И когда Васька подбежал с кинжалом, Ахмет навел на него ружье.

Чванов очнулся минут через десять с жуткой головной болью.

– Что, урус, хотел предателя перекупить? – насмешливо спросил горец. – Накинь-ка на себя его бурку и башлык.

Ваське же достались Афонькины бешмет и черкеска. Саблю, кинжал и ружье покойника Ахмет забрал себе.

Опять долго шли. Дни в горах короткие, смеркаться стало рано.

– Долго ещё? – спросил у Ахмета Васька.

– Скоро, уже скоро.

И буквально через полчаса непроходимый лес вдруг сменился ухоженным садом.

– Ну вот, дошли, – сказал горец и вдруг закричал, подражая уханью филина.

В ответ раздалось воронье «кар-кар». Они двинулись дальше по саду, навстречу им вышли старик со старухой.

– Альхамду милляги! – закричали они.

Приветствие это Чванову было знакомо, по-русски значило «Слава Богу!» Но о чем родители с Ахметом говорили дальше, он, конечно, не понял. Пленников отвели к сакле, возле которой была вырыта глубокая яма. Им велели туда спрыгнуть. Чуть позже мать Ахмета спустила им на веревке два пшеничных хлеба, который горцы называют бенек, кусок сыра и кувшин кислого молока.

В яме было нестерпимо холодно, но от усталости капитан с Васькой заснули быстро. Однако сон у Чванова был недолгим. Он проснулся через пару часов оттого, что его душил страх. Липкий, всепроникающий. Страх сдохнуть здесь, в этой яме, никогда уже не увидеть мать, жену и мальчишек. Прав ли он был, указав неправильный адрес? Да, конечно, ему не хотелось платить выкуп. И не потому, что был беден, а потому, что полученные дикарями деньги лишь подхлестнули бы их «охоту» на русских офицеров.

Утром Ахмет спустил веревку и велел Чванову подняться. Отвел его в саклю, где горел очаг. Когда капитан согрелся, протянул ему бумагу:

– Пиши матери. Проси десять тысяч.