Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

Пройдя через подворотню, Дерзкий свернул направо. Пожарные, мывшие во дворе лошадей, опять же не удостоили его своим вниманием. Подойдя к заветной двери, Чванов вытащил отмычки. Замок оказался простым и сразу открылся. Дерзкий быстро преодолел лестничные пролеты и оказался на третьем этаже. Замок в сыскную он тоже осилил без труда. Войдя внутрь, Чванов зажег свечку, иначе в темных коридорах камеру вещественных доказательств ему не найти.

* * *

Федя чувствовал себя за праздничным столом неуютно. В семье Липовых этикет был крестьянский: сперва отец читал молитву, потом брал в руку ложку и зачерпывал суп из общей миски. Это был сигнал остальным, что можно приниматься за еду. Второе блюдо тоже брали из общей посуды, миски или сковороды, но уже вилками. А когда по большим праздникам Анастасия Григорьевна запекала курицу в духовке, её ели, держа куски в руках.

У Крутилиных же перед каждым гостем положили три вилки и три ножа, а также пару ложек. И какой из них есть солянку, которую кухарка разлила по тарелкам, Федя не знал.

– Правой, – подсказал ему Володя.

Потом кухарка вынесла блюдо с молочным поросенком, запеченным с гречневой кашей, и, обходя по кругу гостей, каждому положила на тарелку.

– Крайние вилка с ножом, – опять пришел на выручку Володя.

Федя взял, как обычно, вилку в правую руку и тут заметил, что все остальные, и даже родители, держат её в левой. Пришлось и ему поменять в руках приборы местами. Отрезать куски от блюда было непривычно и неудобно. После поросенка подали курицу с зеленой фасолью. Феде досталась его любимая ножка. Он по привычке схватил её руками.

– Что ты делаешь? Курицу тоже едят ножом и вилкой, – прошептал Володя.

– Ты шутишь? – не поверил Федя.

В ответ Володя буквально за несколько секунд, ловко орудуя приборами, отделил мясо от кости. У бедняги Феди на это ушло минут пять.

Затем подали форель с отварным картофелем.

– Смени вилку и нож, – велел Феде Володя.

Съев рыбу, Федя понял, что объелся.

– Пойдем уже играть, – предложил он другу.

– Пока не могу. Надо кое-что узнать.

– Что?

– Потом расскажу.

Но случай расспросить Яблочкова выдался только через полчаса, после тоста, который произнес чиновник сыскной Назарьев. Как и все, поздравив семью Крутилиных, он предложил поднять бокал за нового кавалера ордена Анны третьей степени Арсения Ивановича Яблочкова. Тот встал и, прижав в знак благодарности руку к груди, чокнулся со всеми присутствующими.

– Дядя Арсений, а я в газете прочел, что вас наградили за быстрое раскрытие убийства. Расскажите, пожалуйста, подробности, – попросил Володя, когда взрослые выпили.

– Да, собственно, и рассказывать-то нечего. В минувшее воскресенье зарезали одного ростовщика. Я с агентами составил опись украденных вещей. Одна из похищенных у покойника икон была найдена в тот же день в лавке другого ростовщика. Тот указал на некую крючочницу, в комнате которой мы нашли остальные похищенные вещи. На следующее утро она созналась в убийстве.

– Нет, не созналась, – возразил Крутилин, – а себя оговорила. Она воришка, но не убийца.

– Фроська что, изменила показания? – уточнил у шефа Яблочков.

Говорил он нарочито спокойно, хотя и опасался, что Фроська проболталась про его визит к ней в камеру и угрозы, которые ей озвучил.

– Пока нет. Но завтра я её дожму, – пообещал Иван Дмитриевич.

– А вот теперь можно идти играть, – шепнул Феде Володя.

Всё, что хотел, он выяснил. Хотя крючочница и созналась в убийстве, но даже сам начальник сыскной ей не верит. Кешка должен убедить её отказаться от признания. Или… Раз Крутилин допрашивал мать Кешки сегодня и собирается вызвать её завтра, значит, папка с её признанием у него в кабинете. А кабинет Ивана Дмитриевича на следующем этаже, и из квартиры туда можно пробраться по черной лестнице. Если выкрасть дело, полиции придется Фроську отпустить. И тогда они с Кешкой будут квиты: тот спас его от Штемпеля, а Володя вытащит его мать из тюрьмы.

Никита, Володя и Федя встали из-за стола.

– Зина, пойдешь играть? – спросил брат.

– Нет, не хочу, – ответила она.

Зине хотелось подольше побыть с Евгением, который шутливо вступил в предложенную девочкой игру в жениха и невесту и оказывал ей знаки внимания. То лучший кусок у кухарки попросит, то морса в бокал подольет, то тайком рожу смешную скорчит.

В конце ужина, когда Ангелина удалилась в спальню кормить малыша, Яблочков произнёс тост за Крутилина:

– За нашего уважаемого учителя и руководителя. Долгие вам лета, дорогой Иван Дмитриевич.

Расчувствовавшись, начальник сыскной полез к подчиненному целоваться:

– Арсюша, дорогой, ты меня не жури за то, что ругаю. Оно ж исключительно для твоей пользы. Ты ещё не раз меня добрым словом помянешь, когда сам в мое кресло сядешь.

– В ваше кресло он не сядет, – громко сказала Зина.

Все дружно замолчали и изумленно уставились на нее.

– Зинка, ты опять за свое? Замолчи немедленно, – зашипела Анастасия Григорьевна.

– А кто в него сядет? – уточнил Яблочков.

– Вот эти двое, – указала Зиночка на Назарьева и Петрова. – А ещё наш Федя[12]. А вас… А вас убьют вместе с женой и детьми[13].