– Да замолчи ты, наконец! – заорал отец Игнатий.
– Тихо! Тихо все! – грозно приказал Крутилин. – Слышите?
Все притихли и тотчас услышали скрип наверху.
– Там кто-то ходит, – понял Крутилин.
– Может, крыса? – предположил чиновник Петров.
– Надо проверить! – решил начальник сыскной. – Ключ от парадного входа у кого?
– У меня, – сказал Назарьев. – Самолично дверь запирал, никого там не было.
– Вы с Петровым через парадную лестницу, мы с Яблочковым – через черную. Свечи прихватите. И серники.
Дерзкий без труда нашел на полке нужный ящик. Тот был не слишком тяжел, преступник без труда мог бы донести его до Большой Морской и сесть на извозчика. Но стоявшему на посту городовому дворник, выходящий из ворот полицейского участка с объемным ящиком, мог показаться подозрительным. И тогда бы пришлось бросать добычу и бежать без оглядки. А Дерзкому был нужен отцовский медальон. Медальон со второй частью шифрованного указания.
Потому Чванов решил осмотреть заклады прямо в сыскной. Сорвав печати и выломав доски, он стал вытаскивать и осматривать медальоны. Их там оказалось двадцать три, но отцовского среди них не было. Перстни и кольца с камнями и без Дерзкий сунул себе в карманы. Медальоны и иконы брать не стал – слишком тяжелые и очень приметные. Напоследок ещё раз осмотрел медальоны. Нет, нужный отсутствует.
И тут внезапно в полной тишине он услыхал, что провернулся ключ в парадной двери, а потом заскрипели её петли. Задув свечку, Дерзкий рванул к двери на черную лестницу. Повезло, что вовремя услышал шаги по ней и успел юркнуть в кабинет напротив.
Судя по скрипу, с черной лестницы в сыскную зашли двое.
– Так, Арсений, ты налево, я направо, – услышал Дерзкий голос Крутилина.
С учетом того человека, что вошел через парадный вход, сыщиков как минимум трое. Даже если он всех здесь уложит из револьвера, выбраться не сумеет – рядом полицейский участок, в котором служит несколько десятков городовых. Услышав выстрелы, они перекроют и дом, и выход на улицу. Затаив дыхание, Дерзкий про себя сосчитал до десяти, затем рванул дверь кабинета, служившего ему убежищем, и, прыгнув через коридор, распахнул дверь на лестницу.
– Он тут, на лестнице! – донёсся крик Яблочкова. Спустившись до второго этажа, Дерзкий увидел, что дверь в квартиру Крутилина открыта, и понял, что это единственный его шанс выбраться отсюда.
Планировка помещений на втором и третьем этажах была одинаковой, что облегчило Дерзкому задачу. Сразу повернув направо, Чванов по коридору добежал до прихожей, где одевались священник с женой и двое их детей, мальчик-гимназист и девочка. Кого из них прихватить с собой? Дети непредсказуемы. Да и если вдруг полиция рискнет открыть огонь, ребенок от пуль его не защитит. Священник, хоть и рыхлый на вид, довольно молод, вдруг станет сопротивляться? Поэтому, схватив за волосы Анастасию Григорьевну, Дерзкий выволок её на лестницу и приставил к виску револьвер:
– Будешь слушаться – останешься жива.
Священник бросился за женой:
– Что вы делаете?
Но, получив кулаком по лицу, упал.
К удивлению Дерзкого, баба не верещала, не вырывалась, а только молилась:
– Господи, помоги, Господи, защити.
Развернув попадью так, чтобы прикрыла от пуль, Чванов потащил её по лестнице вниз. На площадке между этажами услышал голос священника:
– Иван Дмитриевич, он Настеньку схватил.
– Вот гад!
Преступник потащил Липову к парадной двери.
– Отпусти женщину, тебе не уйти! – крикнул Крутилин и выстрелил вверх, надеясь, что стрельбу услышит городовой, войдет внутрь и преступник окажется в западне.
Но постовой то ли не услышал, то ли замешкался, и Чванову с попадьей удалось выбраться на Большую Морскую. Увидев дворника с револьвером, городовой попытался выхватить саблю. Чванов выстрелил в него. Полицейский упал.
На самой фешенебельной в городе улице около самых дорогих ресторанов денно и нощно дежурили лихачи – с шиком одетые извозчики с отборнейшими конями, запряженными в дорогие закладки с английскими рессорами и дутыми каучуковыми шинами для мягкого хода.
– Эй, ты это куда? – удивился лихач, к которому подсел дворник с какой-то бабой в сарафане.
Дерзкий показал ему револьвер.
– Гони на «Ваську»! – велел он. – Со всей мочи гони.
Краем глаза Чванов заметил, как из сыскной выбежали сыщики с револьверами наперевес.
Прасковья Матвеевна с Модестом Дмитриевичем и Никитой решили ехать домой, не дожидаясь возвращения сыщиков.
– А мы здесь пока побудем, – решила за всех Тарусовых Александра Ильинична. – Надо отца Игнатия поддержать.
– Боже, да у него всё лицо разбито, – заметила Геля. – Надо перекисью промыть. Пойду её поищу.
Встревоженный Дмитрий Данилович шагами мерил столовую, в которой только что было множество людей, которые празднично закусывали. И всё вдруг переменилось за миг. Отец Игнатий стонет от боли, Федя его утешает, Зина плачет, причитая «Он маму убил! Он мою маму убил!» Женя гладит её по волосам, а подавленный происшедшим Володя сидит в кресле. Удастся ли сыщикам поймать злодея и спасти несчастную Анастасию Григорьевну?