– Да только застукали меня. Пришлось деру дать. Одного балдоха[15] я сумел дернуть[16]. Но остальные гнались прям досюда. Еле отвязался. Надо бы личину поменять. Верхотура[17] моя в «Малиннике». Отправь кого-нибудь туда, – Дерзкий пододвинул Савелию пять колец с бриллиантами.
Тот свистнул. В землянку тотчас заглянул один из прихвостней:
– Сгоняй в «Малинник», Дерзкий там одёжу оставил.
Прихвостень обернулся за час. Дерзкий переоделся, по Гаванскому полю вышел на Малый проспект, где поймал извозчика и отправился в «Баден-Баден».
Отец Игнатий прослезился, увидев жену целой и невредимой, а потом долго обнимал Крутилина.
– Я задержу вас ещё буквально на минуту, – сказал Иван Дмитриевич и сходил наверх в сыскную за карточкой Чванова.
Спустившись, он показал её Анастасии Григорьевне и лихачу.
– Да. Похож, – согласился извозчик.
– Точно он, – заверила сыщика Липова.
– Выходит, вы были правы, Иван Дмитриевич, – покачал головой Яблочков. – Ростовщика Чванова убил, его брат.
– Да! Я всегда прав, – самодовольно сказал Крутилин. – А Фроська твоя, видимо, пришла не вовремя и вспугнула убийцу. Но не устояла перед искушением украсть.
– Может, они сообщники?
– Кто? Фроська с Чвановым? Нет, тогда бы они поделили добро пополам. Нет, все вещи ростовщика достались Фроське. Думаю, за ними он к нам и явился.
Володя слушал сыщиков очень внимательно и старался запомнить каждое слово. Возможно, он узнал бы что-то еще, но отец Игнатий некстати засобирался домой.
– Ну, мы поедем, – сказал он.
– И мы тоже, – сообщила Александра Ильинична.
– А где Антон Семенович? – заволновался Дмитрий Данилович. – Он же вместе с вами на улицу выбежал…
– Преступник выстрелил в городового. Я попросил Антона им заняться. Все равно он был без оружия. Ну, всего доброго, простите, что так вышло, – смутился Крутилин.
– Пожалуй, мы тоже пойдем, – сказали чиновники сыскной.
– Ну уж нет, – заявил Крутилин. – Ступайте-ка наверх. Надо понять, что именно господин Чванов у нас забыл.
В огромной приемной на полу лежали иконы, медальоны, крестики, серебряные ножи и вилки.
– Чванов что-то искал в закладах брата, – понял Крутилин, осмотрев камеру вещественных доказательств и не обнаружив там ящика с ценностями, изъятыми у Фроськи.
– Но, похоже, забрал только перстни и кольца, – сообщил Яблочков, тщательно оглядев оставшееся после налета добро. – Надо бы опись посмотреть. Она в деле.
– Дело у меня на столе, – сказал о чем-то размышлявший Крутилин.
Яблочков с подсвечником в руке зашел в кабинет, перебрал папки, но нужную не нашел и вернулся в приемную:
– На столе папки нет. Может, вы её в несгораемый шкап положили?
– Нет, на столе была. Точно на столе.
– Получается, он и дело украл. Зачем?
– Ума не приложу.
Глава одиннадцатая
1848–1849 гг.
Потянулись дни, похожий один на другой. Отец Ахмета – его звали Бей-Булат – вместе с Васькой каждый утро ходили за дровами в лес. А мать Ахмета – Цаца – занималась уборкой, готовкой и уходом за курицами и домашней скотиной: коровой, теленком и ягнятами.
В ноябре выпал снег. И саклю пришлось топить уже непрерывно, даже ночью, но все равно в ней было очень холодно. Сначала кашлять начала Цаца, затем харкать кровью стал Бей-Булат.
– Похоже, у них чахотка, – сказал как-то ночью, ежась от мороза, капитан Ваське.
То перекрестился, прошептав:
– Чур меня, чур! Это всё от холода.
– Странно, – Чванов указал на спящих ещё стариков, – они всю жизнь здесь живут. Почему только сейчас заболели?
– Они тут только летом живут, – огорошил капитана Васька, который за месяцы плена и совместных с горцами работ научился понимать их язык. – Осенью они в свой аул всегда спускались. Отсюда до него четыре часа ходу. И зимовали там.
– А в этом году почему не спустились?
– Из-за нас. Чтобы наше присутствие скрыть. В том ауле и родственники Заура живут.
– Ах, вот оно что…
– А вы на этот раз хоть правильный адрес указали? – спросил с тревогой Васька.
– Правильный.
– Когда же Марфа Трофимовна выкуп за нас пришлет?
– Надеюсь, к Рождеству будем дома.
Но пролетел декабрь, наступил январь, а за ним ещё более морозный февраль, а Ахмет на хуторе так и не появился. Его родителям становилось все хуже и хуже. Сперва перестал ходить за хворостом Бей-Булат, потом слегла и Цаца.
– Может, нам сбежать, пока Ахмет не явился? – предложил Васька.
– По такому морозу мы даже до ближайшего аула не дойдем. Если, конечно, дорогу к нему под снегом отыщем, – ответил с досадой капитан, и сам долго размышлявший над вопросом «А не дать ли им деру?».
В начале марта, когда солнце стало пригревать, а снег потихоньку таять, на хутор пришел горец в хорошей добротной бурке. Увидев возле сакли русских, он вскинул ружье. Васька, поздоровавшись, объяснил, что они пленники, только вот их оба караульных при смерти.