Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

Хаухар, так звали пришедшего, оказался жителем того аула, где старики зимовали. Он рассказал, что в октябре туда неожиданно зашел Ахмет и сообщил, что его родители решили до декабря остаться на хуторе. Новость эта вызвала сильное удивление, ведь в ноябре уже возможны сильные холода. Однако не доверять словам Ахмета, которого там знали ещё мальчишкой, причин не было, и, покрутив пальцем у виска, мол, старый Бей-Булат совсем тронулся головой, о нём и Цаце на время позабыли. Спохватились только в декабре, когда прийти сюда уже было невозможно из-за высокого снега. Жители аула решили, что Бей-Булат с женой оказались запертыми в горах и спуститься не могут. И всю зиму молились за них в мечети. И только в марте, когда морозы отступили, а снег подтаял, Хаухар отправился к ним.

Он зашел в саклю и о чем-то – Васька ни слова не понял – переговорил с умирающими. По-русски Хуахар говорил плохо:

– Кхана. Кхана.

Васька перевел:

– Завтра.

– Завтра, да, – согласился Хуахар. – Гио, гио.

– Помощь обещает, – сообщил Васька.

– Хорошо бы, – сказал капитан.

За зиму они с Васькой зарезали всех кур, ягнят и теленка. Оставалась на хуторе только корова. Но и её пришлось бы на днях зарезать, потому что сено было уже на исходе.

На следующий день в полдень на хутор пришел отряд горцев. Бей-Булата с Цацей погрузили на носилки и стали спускать вниз. Следом за ними повели Чванова с Васькой и уцелевшую корову. Дорога заняла не четыре обещанных Васькой часа, а целых восемь, из-за того что обходили заваленные снегом овраги и полыньи.

Встречать спасательную экспедицию вышел весь аул. Никто в этот раз не плевался и не кидал в урусов камни. И стар и млад с ужасом смотрели на беспрерывно кашляющих Бей-Булата и Цацу и с сочувствием на пленников. Внезапно в толпе Чванов увидел Заура. Тот подошел к нему и обнял как родного.

– Сегодня отдохнёте в тепле. А завтра мы вернемся в наш аул. Я рад, что ты жив. И уже отправил племянника в крепость Грозная, чтобы готовили обмен на Абзата и тех, кто был захвачен вместе с ним.

– А что Ахмет?

– Его посадили в зиндан. Скоро приедет Шамиль, будем его судить.

Имам приехал через две недели. Сидевший возле сакли Чванов – кандалы и цепь на него больше не надевали – услышал громкие крики «Ля илляга иль Алла». И следом весь аул высыпал на улицу, и все пошли на площадь возле мечети. Капитан из любопытства отправился следом.

Шамиль, стройный высокий мужчина с длинной окладистой черной бородой, въехал на площадь первым, за ним следовала свита из пятидесяти всадников. Увидев в толпе русского офицера, он поманил его пальцем:

– Это ты зимовал с родителями Ахмета?

– Да.

– Я навестил их вчера. Они просили передать тебе «спасибо» за то, что ты не дал им умереть.

– Надеюсь, они скоро поправятся.

Имам, не ответив, легко дернул поводьями, и его великолепная серая в яблоках лошадь пошла к мечети.

После молитвы в доме Заура состоялся суд над Ахметом. Чванова и Ваську по очереди приглашали туда в качестве свидетелей, но тотчас после опроса заставляли выйти вон. Позднее о суде им рассказал Заур, в доме которого они теперь жили:

– Ахмет утверждал, что он ничего Афоньке не обещал, что тот сам организовал вам побег. А Ахмет просто наткнулся на вас в лесу. Но Шамиль ему не поверил. Сказал, что если бы так и было, Ахмету незачем было бы прятать пленников в горах.

– И что решил Шамиль? – спросил Чванов.

– Ахмет больше не мюрид.

Мюридами назывались старосты аула.

– И всё?

– Вы с Васькой теперь принадлежите мне. Шамиль потребовал, чтобы вас заковали в кандалы, но я дал слово, что больше вы не сбежите. Вы же меня не подведёте?

– Нет, не подведём, – заверил его Чванов. – То есть, Шамиль Ахмета простил?

– За него просили его родители. Они уважаемые здесь люди. И кроме того, Ахмет хороший воин. Он примкнет к войску Шамиля и будет воевать. Ну а я займусь обменом.

Но быстро выяснилось, что Абзата и трех его товарищей уже осудили и отправили этапом в Сибирь. На то, чтобы их вернуть, потребовались месяцы – сперва наместник Кавказа выхлопотал разрешение на обмен у министра внутренних дел, а потом осужденных горцев этапом с каторги отправили обратно в Тифлис.

Обмен состоялся лишь в декабре. К тому моменту родители Ахмета уже умерли, а Чванов вовсю кашлял кровью. Капитан прекрасно понимал, что и его дни тоже сочтены.

* * *

1873 год

Горничная Домна Петровна разбудила Кешку, как он и попросил, в семь утра.

– Иди умойся, а потом на кухню. Анфиса Петровна, так кухарку звать, тебя покормит.

На завтрак были блины с творогом, Кешка запивал их дорогим и очень вкусным кяхтинским чаем.

– Ну что, поел? – спросила Домна Петровна, заходя в кухню.

– Аппетит у него волчий, – усмехнулась кухарка, – целую миску блинов умял.

Домна Петровна уже открыла рот, чтобы сообщить Кешке якобы приказание от барышни – чтобы тот больше сюда никогда не приходил. Именно так они с Анфисой Петровной выпроводили на прошлой неделе нищего, а заодно разжились вилками, свалив пропажу на него. Но сказать она ничего не успела. На кухню неожиданно впорхнула Соня в халатике кремового цвета:

– Кеша, ты уже уходишь? Так рано?