Прошло десять лет, мальчишки вот-вот должны были окончить кадетский корпус, как случилось несчастье. Машенька заболела дифтеритом. Её пользовали лучшие доктора. Но все было тщетно. Она умерла. После её смерти Оленька стала угасать. Она сочла смерть дочери божьей карой за измену Ивану. И как ни пытался я её разубедить, ничего не получилось, через пару месяцев скончалась и она. Формально именно Оленька была владелицей ломбарда, ведь деньги были её. Согласно завещанию нам предстояло их разделить на троих. Я предложил Толику и Сашке стать акционерами моего ломбарда. Сашка к тому моменту уже понял, что армейская жизнь не для него, и с радостью ухватился за эту идею, подав в отставку, чтобы мне помогать. А вот Толик, напротив, оказался таким же воякой, как и его отец. И от моего предложения отказался категорически. Не мыслил он себя без боя барабанов. Служил он где-то в западных губерниях, отпусков не брал, письма писал редко. Но мы знали, что дела у него идут неплохо, в чинах двигается, даже кое-какие безгрешные доходы имеет. Летом 1871 года он выхлопотал себе отпуск и приехал в столицу. У брата селиться не захотел, мол, офицеры не живут в ломбардах, снял меблирашки. Деньжата у него были, и, наконец-то вырвавшись из гарнизона, он стал кутить. В каком-то трактире на Крестовском ему понравилась певичка. И за какой-то месяц она обчистила его карманы. А кроме того, Толик наделал каких-то сумасшедших долгов. Но когда певичка поняла, что у него денег больше нет, она завела себе другого ухажера. И Толик в ярости её убил. На суде он изображал сумасшедшего, но присяжные ему не поверили. И он отправился в Сибирь.
Яблочков, слушавший Корнильева очень внимательно, помечая при этом вопросы, наконец получил возможность их задать:
– За какую сумму Иван Чванов продал имение?
– За сто двадцать тысяч.
– Ого! Но из них после его смерти вы нашли только десять с половиной.
– Ну какие-то деньги Иван прожил за последние свои полгода: аренда квартиры, врачи, лекарства, оплата места на Смоленском кладбище и надгробие, которое он заранее заказал.
– Где сейчас находятся медальоны и портрет?
– Портрет был на Коломенской. Где медальоны – не знаю.
– Папа хранил свой в кабинете за иконами, – подал голос Ваня.
– Иконы украли, значит, прихватили и медальон, – сообщил Яблочков. – Но среди изъятых у Соловьевой закладов медальонов с рисованными миниатюрами нет.
– И что сие значит? – уточнил Корнильев.
– Не знаю, – честно признался Яблочков, уже уверенный в том, что Толик Дерзкий вломился вчера в сыскную именно из-за пресловутого медальона.
– Конечно, из-за медальона, – согласился Крутилин, выслушав Яблочкова, и пододвинул ему папку с делом Ефросиньи Соловьевой. – На, читай.
– Ага, нашлась папка. И где?
– В ящике стола. Читай…
– «Шифер на березе». Что за бред?
– Думаю, что не шифер, а шифр. Что взять с пьяной неграмотной бабы? Она просто не поняла умирающего.
– «Иконы с киота снимал Кешка». Значит, медальон у него.
– А тут я маху дал, – признался Крутилин. – Ефимыч вычислил, где тот бывает каждый день в три пополудни, но я велел ему сегодня заняться поиском Чванова. Так что придется ждать до завтра.
Отец Игнатий вернулся домой очень довольным.
– В канцелярии, против обыкновения, мурыжить не стали, сразу выдали документ, и я тут же отправился к настоятелю Смоленской церкви, – рассказывал он семье за ужином. – И надо ж такому случиться! Оказывается, мы с отцом Алексеем в одной семинарии учились. Он, правда, на десяток годков пораньше, но все равно, считай, однокашники. Посадил за стол, наливочки налил. Сказал, что уже завтра можно переезжать. У церкви доходный дом имеется, прямо рядом с кладбищем. Пообещал, что квартиру выделит самую хорошую.
– А сколько на руки получать будешь, случайно не сказал? – спросила Анастасия Григорьевна.
– Точную сумму не назвал, но у них каждый день столько покойников, что в двух церквях отпевать не успевают. Потому собираются строить третью.
– Там что, две церкви? – удивилась Липова.
– Да. Иконы Смоленской Божией Матери и Троицкая. А ещё часовня на могиле Ксении Петербургской. Паломники с утра до вечера в очереди стоят, чтоб в неё попасть. И каждый мешочек землицы с могилы покупает.
– Каких же размеров могила? – спросил Федя.
– Не знаю, туда не ходил.
– Солидно как, – порадовалась попадья.
– Ну-с, матушка, теперь и мы заживем. – И отец Игнатий налил себе очередную рюмочку.
– А как я буду в гимназию добираться? – спросил вдруг Федя.
– Ну как все добираются. Пешком, – ответил отец Игнатий, опрокидывая в себя водочку.
– Оттуда до гимназии часа два идти, если не больше, – задумчиво сказала Анастасия Григорьевна. – Сейчас-то, когда тепло, может и дойдет. А вот зимой…
Взрослые замолчали, крепко задумавшись.
– А конка туда не ходит? – спросила Анастасия Григорьевна.
– У конки всего три маршрута, – напомнил родителям Федя, – один вдоль Невского проспекта, другой вдоль Садовой, а третий от Адмиралтейства до Николаевской набережной.