Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

– Сматываться надо. Государь-император не простил мне отставки, велел схватить меня.

Кешка мигом собрался, подхватив у вешалки мешки с костями. Портье долго вел их по коридорам второго этажа, потом по лестнице спустил в подвал, где они долго кружили, идя по щиколотку в грязной, вонючей воде. Наконец они поднялись вверх на несколько ступенек. Портье несколько раз дернул запертую снаружи на навесной замок дверь. Потом потарабанил в неё. Через несколько минут кто-то подошел и, провернув в заржавевшем замке ключ, распахнул дверь.

– А! Це ты, Максимыч!

– Кому ж ещё быть?

Дерзкий оглянулся по сторонам – они оказались напротив Прудков, небольшого садика, возникшего на месте бассейна, из которого в петровские времена вода Лиговского канала по керамическим трубам подавалась в Летний сад. Попрощавшись с услужливым Максимычем, Дерзкий с Кешкой двинулись к Лиговке.

– Ты что-то про квартиру говорил, в которой вчера ночевал, – напомнил беглый каторжник мальчику. – Где она, чья?

– На Васильевском…

– Отлично.

– Соня в ней живет.

– Кто такая?

– Но я же рассказывал. Барышня, что от полиции меня спасла.

– Прекрасно! То, что надо. Она одна живет?

– С кухаркой и горничной.

– То, что надо!

Дерзкий свистнул проезжавшему мимо извозчику. Тот остановился:

– Тпру! Куды, ваше благородие?

– На «Ваську»!

– Куды именно? «Васька» большая…

– Адрес назови, – велел Кешке Дерзкий.

– Пятая линяя, десятый дом.

– Что? Босяк тоже с вами? – удивился извозчик.

– С нами. Тебе, желтоглазый, не все ли равно, кого возить?

– Тогда рупь.

– Поехали.

* * *

Дворник, увидев Кешку, встал у парадной двери как часовой, ноги на ширине плеч, а метла, словно ружьё, на плече:

– Куды прешь? Не велено больше пущать.

– Но почему? – удивился Кешка.

– Домна Петровна сказала, что ложки ты украл. Вот почему.

– Это правда? – спросил у мальчика Дерзкий.

– Вранье.

– А ну-ка пропусти, – приказал каторжник дворнику, и тот неожиданно для самого себя подчинился. Может, потому, что голос у Дерзкого был командным, а может, потому, что на миг в глаза ему заглянул и ужаснулся.

Чванов с Кешкой поднялись на второй этаж, мальчик с удовольствием покрутил ручку звонка. Домна Петровна открыла дверь, увидела Кешку, но сказать ничего не успела – Дерзкий сунул ей два пальца левой руки в нос, а правой ткнул в живот револьвер:

– Ну и кто ложки у барышни украл?

– Не знаю, – залепетала она. – Может, кухарка…

– Сундук твой где?

– В кухне.

– Веди туда.

Дерзкий велел открыть сундук не только горничной, но и кухарке. Обеим воровкам и в голову не пришло, что их вещи будут досматривать, поэтому искомые ложки лежали у них на самом верху.

Услышав какой-то шум, Соня отложила книгу и пришла на кухню:

– Что тут происходит?

– Они сказали, что я ложки украл. А это они сами, – кинулся к ней Кешка.

Соня заглянула в сундуки:

– И вилки тут.

Обе воровки бросились на колени.

– Барышня, простите, бес попутал, – рыдая, заявили они.

– Не выгоняйте! – добавила кухарка.

– И барину с барыней не говорите, – попросила Домна Петровна.

– Мы больше не будем! – хором закончили они.

Соня поджала недовольно губки.

– Вы уволены! Обе! Брысь отсюда, немедленно. А это кто? – спросила она Кешку, указав на Дерзкого.

– Мой папа. Он генерал. Он от царя сбежал.

Увидев на лице девушки недоумение, Дерзкий, щелкнув по-военному каблуками сапог, произнес:

– Я всё вам сейчас объясню.

– Что ж, попробуйте.

– Ну не на кухне же…

– Да, да, пройдемте в столовую.

В армейские времена Чванов пользовался успехом у женщин и ловко умел вешать лапшу на их прелестные ушки. Портреты Герцена, Чернышевского и Дарвина, украшавшие столовую в Сониной квартире, вкупе с её короткой прической дали подсказку, как надо действовать. Он плотно закрыл дверь и, сев за стол, прошептал:

– Я политический, сбежал с каторги.

Кешка изумленно уставился на него:

– Так ты не генерал?

– Нет, всего лишь штабс-капитан. Твоя мамка звала меня генералом в шутку.

На глазах Кешки появились слезы.

– Ну что ты плачешь? – изобразил нежность в голосе Дерзкий.

– Потому что не генерал. Я так в это верил!

– Зато я жив, здоров и разыскал тебя. Вот вытащим мамку из тюрьмы и отсюда уедем.

– А за что вас отправили на каторгу? – спросила Соня.

– За агитацию среди солдат.

– И к чему вы призывали?

– Ни к чему. Просто обучал их грамоте, объяснял им, что все люди равны и произошли от обезьяны, а некий господин Александр Николаевич Романов – узурпатор и никаких прав на руководство нашей страной не имеет, как, впрочем, не имели этих прав его предки… Кто-то из солдат донес командиру полка. Меня судили и отправили в Сибирь.

– Но почему об этом не писала эмигрантская пресса?

– Потому что следствие и суд были секретными, и отправили меня на каторгу якобы за убийство.

– А как вам удалось сбежать оттуда? – спросила Соня.

Глава тринадцатая

1871 год

Прошедшая ночь была самой счастливой в жизни Анатолия Чванова – Любаша с дикой страстью исполнила все его прихоти и желания. А наступивший день оказался самым черным и ужасным. Проснувшись, Любаша угостила его шампанским, а потом, указав на колье, украшавшее её обнаженную фигуру, спросила: