Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

– У меня таких средств нет.

– Тогда даже не пытайтесь изображать душевнобольного, – сказал шулер.

– Только хуже себе, милок, сделаешь, – подтвердил его слова нищий князь. – Судьи симулянтов ох как не любят.

Но Чванову вдруг улыбнулась удача. На пятый день его пребывания в съезжем доме штабс-капитана отвели в комнату для свиданий. По дороге он гадал, кто же явился, брат или отчим. Но его дожидался незнакомый пожилой купец в старомодном кафтане. Перед ним на столе стояла корзина с фруктами и шампанским.

– Илья Иосафатович Смородкин, – представился он, протянув руку.

– Чему обязан? – с недоумением пожал её Чванов.

– Это не вы, а я вам всем обязан, – заявил неожиданно купчина. – Если бы не вы, полмиллиона бы потерял. И сына в придачу. Потому и зашел отблагодарить.

– Вы меня с кем-то путаете…

– Нет, что вы.

– Точно путаете.

– Отец я того дурня, которого вы давеча собирались убить. И правильно бы сделали. Я ему строго-настрого велел: как получишь по векселю деньги, сразу на вокзал и обратно в Нижний. А он, мерзавец, в трактир потащился. Кабы бы не вы, эта Сильфида с него все денюжки мои вытянула бы. Говорят, – Смородкин почему-то перешел на шепот, – из-за неё двое на дуэлях полегли, трое покончили с собой, один в долговой тюрьме, ну а вы вот здесь. Примите же мой скромный дар. – Купец пододвинул Чванову корзину.

– Спасибо. Но лучше деньгами ссудите. Без адвоката я на каторгу загремлю. А адвокат стоит дорого.

– Сколько? – спросил Смородкин, доставая пухлый бумажник.

– Десять тысяч.

– Нет, нет, столько ссудить не могу. Ведь вы отдать-то не сможете. Но, так и быть, держите тысячу.

– Прибавьте ещё одну.

– Хорошо, держите.

В камере Чванова с корзинкой встретили как героя и тут же уселись пировать.

– Вызывай своего Тарусова, – велел растратчику штабс-капитан.

Пурдилов написал записку, смотритель съезжего дома за полтинник согласился её доставить. Адвокат посетил Чванова тем же вечером. Тот кратко изложил ему суть дела.

– Судебный следователь вас уже допрашивал? – поинтересовался Дмитрий Данилович.

– Нет.

* * *

Первые два дня Чванов провел как на иголках, ожидая допроса. Как ему там себя вести, что говорить?

– Да ты не волнуйся, милок, – успокаивал князь Желнобобов. – Следователь тебя ещё не скоро вызовет.

– Почему так считаешь?

– У него и без тебя дел выше крыши. И по большинству из них преступник неизвестен. Или известен, но не сознался. А с тобой все ясно. Убил-то при свидетелях. Так что следователю пустая формальность осталась – показания с тебя получить.

* * *

– Это очень хорошо, что ещё не вызывал, – обрадовался Тарусов. – Потому что ваш рассказ об умоисступлении, которое случилось с вами в трактире, должен быть хорошо подготовлен. Вот как мы поступим.

Адвокат вытащил из кармана фрака пакетик:

– Держите, заварите завтра вместо чая.

– Что это?

– Нюхательный табак, фартовые называют его «прошкой». Понос после него вам обеспечен.

– Понос?

– Да, как только он начнется, вызывайте смотрителя, жалуйтесь на боли в животе, покажите свой утренний кал. Он отведет вас к частному доктору[20]. Ему сообщите, что кроме живота страдаете расстройством памяти. Тогда местный эскулап вызовет к вам доктора по душевным болезням, который и объяснит, как вам симулировать помешательство перед следователем. Понятно?

– Да.

– Тогда обсудим мой гонорарий. Пятьсот рублей я беру за ведение дела вне зависимости от результата. Ещё пятьсот вы заплатите в случае удачного для вас приговора. Ну и ещё пятьсот на расходы.

– На какие ещё расходы? – удивился Чванов.

Вторую тысячу он выпросил у Смородкина для комфортного пребывания в камере – чтобы еда была достойной и выпивка хотя бы через день.

Тарусов усмехнулся:

– Частный врач не обязан приглашать к задержанным врача по душевным болезням. А тот в свою очередь не имеет права учить преступника симулировать сумасшествие. Да и судебный следователь волен поручить экспертизу вашего умоисступления любому в городе специалисту. И кто знает, к каким выводам он придет? Вас же будет обследовать доктор, с которым вы познакомитесь завтра утром.

Чванов испытывал к Тарусову одновременно и уважение, и брезгливость. Уважение – потому что тот явно имел опыт в подобных делах и лучился уверенностью в благоприятном для него исходе. Брезгливость – потому что Тарусов – явно человек беспринципный и циничный, готов за круглую сумму спасти от наказания любого злоумышленника. Чванов же, ещё не свыкшийся со своим новым положением, всегда считал, что преступник должен быть примерно наказан и что помогать ему этого наказания избежать – само по себе преступление.

– Так что с вас тысяча. Пурдилов написал, что средствами вы располагаете…

Штабс-капитан достал полученную от Смородкина кипу «катенек», отсчитал десять штук. Тарусов небрежным жестом засунул их в карман сюртука.

– И когда я выйду на свободу? – спросил на прощание Чванов.

– Как вы уже поняли, опыт в подобных делах я имею. И если бы вы кого-то палкой побили, вас бы выпустили уже в зале суда под опеку родных. Но в смертоубийственных случаях это запрещено, вам придется «полечиться» в смирительном доме.