Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

Чванов надеялся, что с Петербургской стороны в Демидов переулок, где размещалась пересыльная тюрьма, его поведут под конвоем. От двух-то городовых вполне можно сбежать… Но его посадили в тюремную карету, и через полчаса он вместе с татарином, осужденным за убийство жены, уже был в каламажне – так уголовники называли пересыльную тюрьму. Первым делом их раздели и обыскали.

– Ого, сколько деньжат! И медальон серебряный, – обрадовался надзиратель, пересчитав наличность Чванова и осмотрев его вещи. – Придется изъять.

– Как это изъять? Это моё.

– Было ваше – стало наше, то бишь казенное. Каторжникам деньги и ценности не положены. – Надзиратель склонился к уху и прошептал: – Но если поделитесь, я их, так и быть, в протокол не впишу.

– Сколько?

– Сотни хватит.

Потом Чванову и татарину было выдано по комплекту одежды: шапка, суконная рубаха, коты[21], армяк с ромбом на спине.

– А ромб зачем? – спросил Чванов.

– Чтоб вас, каторжников, с беспаспортными не перепутать.

На шею обоим надели медные бляхи с выбитой на них единицей.

– И что сие значит? – поинтересовался разжалованный штабс-капитан.

– Что тебя по московскому тракту поведут. Ну-с, пожалуйте стричься-бриться.

Надзиратель завел их в другую камеру, где ожидал балагур-цирюльник:

– Здравствуй, народ честной. Не угодно ли на бал завиться? Садись, не боись, к стулу задом крепись, головой вниз клонись. Начнем с тебя, рыло басурманское.

Татарин покорно сел на табуретку. Ловко щелкая ножницами, цирюльник быстро состриг ему волосы, а потом бритвой выбрил правую сторону головы.

– Теперича обкорнаем ваше благородие. – Парикмахер широким жестом пригласил сесть на табурет Чванова.

В следующей камере их ждал фотограф:

– Не улыбаемся, смотрим в объектив…

– Куда смотрим? – уточнил татарин.

– Вот сюда. – Фотограф вытянул из-под черной ткани, которая скрывала его голову и туловище, руку и пальцем показал, куда глядеть. – Не шевелиться. Раз, два, три… – Досчитав до двадцати, он сказал «Готово».

В последней камере их ждал кузнец:

– Ну-с, братцы, выбираем браслеты.

Татарин поднял одну пару, другую, третью:

– Они же одинаковые.

Кузнец усмехнулся:

– Даже у каторжника должен быть выбор.

Опять садились на табурет, ставя ноги на наковальню. Кузнец, надев ножные кольца, принялся, стуча молотком, заделывать заклепки. После ног заковал и руки.

– Ну, как говорится, носить их вам, не сносить.

После чего надзиратель отвел новичков в камеру. Там их явно ждали – навстречу сразу выдвинулся высоченный парень.

– Здорово! Ты кто? – Легонько тыкнул он татарина кулаком размером в бычье сердце.

Тот пошатнулся, Чванов, подставив руки, не дал ему упасть.

Человек тридцать, а то и сорок, в ожидании развлечения обступили их полукругом.

– Отвечай, раз спрашиваю, – гаркнул парень.

– Мустафа, – робко произнес татарин.

– Вижу, что не Иван. А по жизни кто?

– Бу-буфетчик, – заикаясь, пролепетал Мустафа.

– Про таких не слыхивал. У нас тут всяко-разные имеются: дергачи[22], сцепчики[23], скокари[24], мойщики[25]. А из буфетчиков ты первый. За что к хозяину[26] попал?

– Жену убил, – признался татарин.

– А я думал, курицу! – рассмеялся высоченный парень.

Его хохот подхватила вся камера.

– Да, да, курицу.

– Зажарил и в буфете продал.

Парень бросил на заплеванный пол спичку и велел татарину:

– Подыми!

Все замолчали и уставились на него.

– Подыми, я сказал, – повторил парень и для убедительности сжал кулаки.

Татарин медленно наклонился, поднял спичку и поднес парню.

– Что упало, то пропало, – сказал парень и указал на дальний угол камеры, где стояло зловонное ведро, в которое арестанты справляли нужду. – Парашу видишь? Спать будешь возле нее. И на вопрос «Ты кто?» будешь отвечать «Парашник». Запомнил?

Татарин кивнул.

– Тогда брысь под лавку.

Мустафа поплелся к ведру.

– Ну а ты кто? – спросил парень Чванова.

– Жиган.

– Ишь ты! А точно жиган? У татарина-парашника тоже туз на спине. Но он точно не жиган. Ты тоже, говорят, бабу убил?

– Да.

– И чокнутым хотел прикинуться?

– Откуда знаешь?

– В тюрьме тайн нет. Говорят, что при деньжатах…

– Не твое собачье дело.

– А ну повтори!

– Для глухих два раза обедню не служат.

– А ты дерзкий, оказывается. В картишки сыграешь?

– Нет.

– Что значит, нет?

– То и значит. Пропусти меня, устал я с дороги.

Ответом был кулак, нацеленный в голову. Но Чванов, которого в кадетском корпусе учили английскому кулачному бою под названием бокс, легко от удара увернулся и в ответ саданул со всей силы парню в челюсть. Тот рухнул будто мертвый.

– Убил!

– Дерзкий Карлика убил! – зашумели вокруг.

– Пока ещё не убил, – сказал громко Чванов. Все тут же замолчали. – Через полчаса встанет ваш Карлик. Лучше покажите, где тут жиганы обитают.

– Сюда иди, – крикнули от окна.

Дерзкий подошел к стоявшим там нарам, с которых спрыгнул плотного сложения мужик.

– Гришка Курносый, – представился он, протягивая руку.

– Чванов Анатолий Иванович.

– Нет, брат, ты теперь Дерзкий. Толик Дерзкий. Ложись, давай, рядом. Никто больше тебя пальцем здесь не тронет. Потому что я орёл.

– И что сие значит?