Сыщики с Нанкин-роуд

Джонатан слегка улыбнулся на прощание и направился к металлической лестнице, ведущей на первый этаж оранжереи. Шаожань проводил его взглядом. Лицо его хмурилось.

И он, и Эмма довольно долго молчали. Эмма старательно выискивала подходящую тему для беседы, стремясь разорвать тяжелую паузу, но вдруг заговорил Шаожань:

– Мои родители умерли, когда я был совсем маленький, – произнес он, чем несказанно ее удивил. – Мы тогда жили в деревне, за городом, и они заболели холерой.

Эмма еще не пришла в себя после столь резкой смены настроения в этом парне. Весь день он казался веселым, то и дело шутил. И уж чего она от него совсем не ожидала, так это того, что он выдаст вдруг нечто подобное.

– Ой, Шаожань, мне очень-очень жаль.

– Не стоит беспокоиться. Прошло уже так много времени… Правду сказать, я даже не слишком хорошо их помню. После их смерти два года я жил в приюте, потом сбежал и стал бродягой, просил милостыню, пока меня не нашел Хуберт.

– Так вы с ним и познакомились?

Шаожань кивнул.

– Хуберту было тогда лет шестнадцать-семнадцать, и он всего несколько месяцев как приехал в Шанхай. Ну и вот, с того дня меня стал воспитывать мастер Вэй. Мне тогда было семь, но я почти не говорил, будто бы у меня в мозгу стоял какой-то блок: не получалось выстраивать слова друг за другом. Читать и писать я, разумеется, тоже не умел.

Эмма смотрела на Шаожаня, стоявшего к ней боком, в совершенном остолбенении от этого внезапного признания. Ей было неимоверно трудно представить себе такое его прошлое, видя, как свободно и непринужденно он ведет себя за стойкой регистрации отеля «Белгравия». Он продолжил:

– Я вот что хочу сказать: они – моя семья. Всем, что у меня есть, я обязан им: Джонатану, Хуберту и, прежде всего, мастеру Вэю. Я бы все отдал, только бы… – Он не договорил и перевел взгляд на Эмму. – Слушай, мне жаль. Жаль, что я сказал тебе тогда, что хочу, чтобы ты держалась подальше от Джонатана и что я тебе не доверяю. То, о чем он только что тебя попросил: чтобы ты посидела с ним этой ночью… – Казалось, он размышлял над своими словами. – Я рад, что ты с ним там, в «доме», и что ему есть на кого положиться.

Эмма молча кивнула, пытаясь найти нужные слова в ответ. Она чувствовала себя растерянной и смущенной. С каждой секундой, проведенной с Шаожанем, ее мнение о нем менялось, трансформировалось: сглаживались острые углы их отношений, то и дело открывались новые тропы, еще более извилистые. И только теперь ей неожиданно пришло в голову, как она сможет отблагодарить его за искренность.

– А я никогда даже и не видела своего настоящего отца, – сказала она. – Он бросил мою мать еще до моего рождения. Мистер Дойл – это тот человек, что растил меня и дал мне свою фамилию, а я звала его папой, но на самом деле он отец Элис и Маргарет. Но сейчас оба они – и мать, и мистер Дойл – уже в могиле. Мистер Дойл подцепил на заводе, где он работал, какую-то хворь, болезнь легких, и за зиму она усугубилась. А уже следующим летом умерла мама – от холеры, как и твои родители. В нашем квартале случилась вспышка холеры, и многие умерли. Мне было девять, когда мы с Элис остались без родителей, а ей – пятнадцать, как мне сейчас. Понятия не имею, как ей это удалось – меня вырастить. Но совершенно точно ей пришлось очень нелегко.

Шаожань взглянул на нее с явной симпатией и, помолчав несколько секунд, смущенно улыбнулся.

– Да, что правда, то правда – везунчиками нас не назовешь, – в конце концов произнес он.

Эмма расхохоталась, не в силах удержаться, Шаожань засмеялся вместе с ней. И еще какое-то время они оставались там, созерцая пальмы и кактусы, пока все в отеле ожидали мистера Поула и готовились к его прибытию.

И вдруг она поняла, что сегодня провела несколько минут с Шаожанем наедине. Все между ними пока еще было очень подвижным и слишком хрупким, чтобы назвать это дружбой, во всем этом было слишком много невысказанных слов и незаданных вопросов. Но все же, когда солнце стало опускаться за стеклянную крышу оранжереи, между ними установилось молчание, которое уже не казалось столь густым и напряженным, как раньше. В первый раз им было действительно хорошо и уютно рядом друг с другом.

XX

Элис пришлось признать, что сложившийся в ее голове образ владельца отеля «Белгравия» в очень незначительной мере соответствовал, если не сказать, что абсолютно не соответствовал, действительности.