Сыск во время чумы

– Я ход злодейской мысли вижу так, как если бы… – Архаров вздохнул и завершил с мрачной иронией: – … сам бы эту мысль породил. Иван понял, что, коли убрать владыку и бывшего при нем келейника, то единственный, кто знает местоположение сундука с деньгами и драгоценностями, – он сам. А коли и сам сгинет в безвестном направлении, никто его долго искать не станет – чума, бунт, сгинул человек, и ничего в том удивительного… Я и сам поверил, когда мне монахи толковали, что будто и кучер убит. Но я бы хотел понять, как далее тот сундук странствовал.

– Сколько я понял, митрополичий кучер и Кучумов в некотором родстве. Ивану был нужен человек достаточно богатый, чтобы через него пропустить найденные в сундуке деньги, и тогда бы их след совершенно затерялся, – объяснил Шварц. – Кучумов, не желая держать в доме, где полно любознательных женских особ, сундук с зачумленным добром, велел его спрятать в подвале при лавке на Маросейке. Туда наведывался этот Иван, я полагаю. Оттуда сундук уволокли мародеры, а Иван, как вы и предполагали, догадался, куда девалось его сокровище, и в отчаянии залез в ховринский дом… чего же еще?..

– Рубль. Как туда попал третий рубль?

– Ваша милость, я ничего о том рубле не ведаю. И по вашим отрывочным высказываниям судить не берусь. Будьте же настолько любезны и растолкуйте мне, что это за сложная комбинация с рублями, – попросил Шварц.

И тут Архаров покраснел.

Краснел он, понятное дело, редко. И годы не те, и не за что. Но под спокойным серьезным взглядом Шварца он вдруг осознал чудовищную бесполезность своей затеи с мечеными рублями. Раздавать их в незнакомой местности Бог весть кому на основании одних лишь смутных подозрений! И потом лишь ломать голову, где бы те рубли могли вынырнуть, чтобы образовалась сомнительная ниточка, за кою можно потянуть… Бред, околесица!..

– Коли не угодно, я не настаиваю, – хорошо скрывая удивление, сказал Шварц.

Архаров вздохнул.

– Вы дураком меня сочтете, – буркнул он.

– Весьма трудно добиться моего уважения, Николай Петрович, – отвечал на это немец. – Я бы даже осмелился сказать, что почти невозможно. Однако и в дурацкую степень я возвожу далеко не всякого. Для того нужны основательные доказательства.

– Ну так вот тебе доказательства… – и Архаров вкратце изложил затею с редкими рублями.

Надо отдать Шварцу должное – он честно пытался справиться со своим отношением к архаровскому измышлению.

– Мой Бог, – сказал он. – Но кто же так ведет розыск?! Это же совершенно формально неправильно!

– Я так веду розыск, – набычившись, заявил Архаров. – Формально или неформально, а убийца митрополита у нас в руках.

– Этого не должно было произойти.

– Мы, стало быть, привидение изловили?

И Архаров расхохотался.

– В отличие от многих, я не отрицаю того, чего мне в силу слабых умственных способностей понять не дано, – произнес Шварц. – Но более так, сударь, не поступайте, не искушайте долготерпенье Божье.

– Вот тут ты, черная душа, прав, – согласился Архаров.

* * *

Устин стоял во дворе еропкинского особняка, опустив руки, повесив голову. Рядом стоял Демка.

На них падал свет из окон, но не равномерный – то и дело по лицам проносились тени, потому что в особняке творилась суета.

– Да не куксись ты, – говорил Демка. – Ну, сунут в каменный мешок, посидишь, поумнеешь. Ты ж владыку не выдавал, ты просто смуряк охловатый… Есть им кого карать.

– Нет, добрая душа, нет, – отвечал Устин. – Каменный мешок – это для тела, а для души? Я покаяться должен, прощение у Господа вымолить… Из-за меня и владыка, и Митенька погибли… Что толку сидеть в каменном мешке, коли нет прощения?

– А ты пробовал? – резонно спросил Демка. – Не смури. Господин Архаров сам разберется, как с тобой быть.

Он так убежденно произнес это, как если бы не стояло над Архаровым никакого начальства, даже государыни, а граф Орлов, затеявший розыск убийц, был чьим-то сонным видением.

К ним вышел Шварц.

– Ты хорошо сторожил преступника, сие похвально, – объявил он Демке.

– Да чего там было сторожить? Я бы даже кабы его пинками за ворота вышиб, он сам бы вернулся, – честно ответил Демка. – Ему пострадать охота.

– Да я и сам приметил, – молвил Шварц. – Устин Петров, ты сейчас отправишься к себе домой и там будешь ждать решения. Понял ли?

– Понял…

– Можешь исполнять свои обязанности при Всехсвятском храме, но чтоб тебя в любой час сыскать можно было. Ступай. Ступай, говорят тебе.

Демка вытаращился на немца. Устин – тоже.

– Тебя Демьяном звать? – спросил Шварц. – Удивляться нечему. Коли его сейчас посадить в застенок, он будет жить на государственных кормах и служитель обязан будет стеречь его, а коли не сажать – сам себя прокормит и сам себя усторожит. Мы же при нужде всегда его отыщем. Сопроводи его до ворот и убедись, что ушел, а не околачивается поблизости.

– Я знаю! – вскрикнул вдруг Устин. – Я к батюшке пойду! Пусть благословит каяться!

– Каяться полезно для души, – согласился Шварц. – А теперь пошел вон, и без тебя забот довольно.