Сыск во время чумы

А на крыльцо уже взбегали прятавшиеся под рогожами мортусы, без своих страшных балахонов, с крюками, что несколько озадачило Архарова – он понял, что эта шалая братия для того и смылась с бастиона, вооруженная освоенными за несколько месяцев снарядами, чтобы малость повоевать, затем и крюки прихватила, и только смущало его, что каторжники, колодники и клейменые воры вдруг принялись защищать государство и закон.

– Архаров, держись! – услышал он пронзительный голос, и тут же чуть не сел на пол – Левушка, оттолкнув его, влетел в просторные сени и с тем же воплем «Держись, Архаров!» поскакал куда-то вглубь особняка, размахивая обнаженной шпагой.

Архаров обвел взглядом поле боя – увидел лежащего мужчину, увидел парня, которого треснул крюком, увидел и того, кого благословил по темечку – тот стоял на коленях и ничего не соображал.

– Ваня! Тимофей! – позвал он.

Высокий мортус обернулся к нему и скинул с лица колпак с дырками. Это оказался Тимофей.

– Связать, что ли? – проследив архаровский взгляд, догадался он.

– Связать. Поищи, в хозяйстве дожны быть какие ни есть веревки.

Тимофей приложил руку ко рту и загукал, забулькал, загудел по-лешачьи.

– Впервой слышишь? Так налетчики перекликаются. Сейчас Демка или Сергейка прибегут. А нам бы пока дверь покрепче припереть, – сказал он. – Эй! Яман, Скес! Михей! Сюда!

– В окна уйдут, – ответил Архаров и тоже скинул колпак.

– Не-е, там наши не пустят. Ступайте, ваша милость, – вдруг почти по уставу обратился он к Архарову. – Там еще будет драка. А я дверь хоть бы сундуком задвину.

И он, поднатужившись, поволок к двери расписной сундучище пуда в четыре весом по меньшей мере.

Архаров вышел из сеней и направился туда, где шумели и ругались.

Попал он на кухню, где обнаружил, кроме мортусов, и преображенцев – Бредихина и Соловьева.

– Все по диспозиции! – доложил Бредихин. – Они к парадному крыльцу побежали, там мы их и встрели. Ты глянь, каково они тут вооружились!

У окон стояли прислоненные фузеи, были там и два карабина.

– Коли бы идти на приступ – тут бы они нас всех и положили, – отвечал Архаров. – И дали бы деру. Это – все?

Он имел в виду связанных и усаженных на пол мародеров, их было четверо.

– Нет, часть мы прямо на парадном крыльце взяли, те на улице, часть наверх подалась, во второе жилье. Как бы из окон не попрыгали. Архаров, твой дружок тоже наверх понесся. Зря ты его с собой потащил…

– Поди его удержи… Ладно. Где тут лестница? – спросил Архаров.

– Пошли, покажу, – сказал пожилой сивый мортус, у которого даже клеймо «ВОР» от времени как-то сгладилось.

Архаров подивился тому, как быстро освоились эти люди в богатом особняке. И пошел следом.

Лестница вывела из помещений для хозяйственных надобностей и для дворни в барские апартаменты второго жилья. Архаров, его проводник и последовавший за ними из любопытства Бредихин оказались в длинной темной анфиладе. Вдалеке, видать, горела одинокая свеча и бросала дорожку света по наборному паркету, эта дорожка стремилась из арки в арку и достигла наконец архаровских ног.

– Вот тут-то приемы устраивать, – сказал Бредихин. – Знатные баре живут. Гляди, что за мебели, какие бронзы.

– Бронзы, – согласился Архаров. – Слышь, как звенят!

Они ускорили шаг.

В большой гостиной, замыкавшей собой анфиладу, они обнаружили Федьку, сидящего на дорогом стуле и созерцающего шпажный поединок, как если бы он в театральной ложе наслаждался прыжками и пируэтами итальянской балерины.

Дрались Левушка Тучков и высокий черноволосый мужчина, тонкий и проворный, а главное – темнолицый. Это мог быть только француз, которого запомнил Устин Петров.

Кроме них, там были на полу два тела – надо думать, покойники. И стояла окаменевшая от ужаса девица в белом со свечкой в руке.

– Тучков, это твое привидение? – крикнул Архаров.

Левушка нападал отчаянно, мужчина защищался с неожиданным умением.

Архаров себя фехтовальщиком никогда не считал – в юности, понятное дело, учился, но того, чтобы дневать и ночевать в зале с фехтмейстером, как недавно Левушка, – и в заводе не было. Однако порассуждать о шпажном бое он умел. Сейчас, глядя на поединок, он отметил правильность Левушкиной осанки, идеальное положение корпуса и длинных ног, четкость штосов и парадов, но, переведя взгляд на его противника, нахмурился. Тот дрался отнюдь не так, как учат в полках, а по какой-то диковинной методе – отчаянно сближаясь с противником и при этом совершая выпады не только клинком, но и ногами, норовя попасть ступней Левушке в голень, а то и в бедро. Такую манеру Архаров видел впервые, да и Бредихин тоже. Они переглянулись.

– Бросай оружие! – крикнул Бредихин и взял мужчину на прицел.

– Ах, обида какая, не дали досмотреть, – сказал Федька с искренностью ребенка, у которого отнимают чересчур для него сложную и дорогую игрушку. Он встал и нацелился крюком, чтобы ударом снизу развести оба клинка.

Архарову это не понравилось – он не мог допустить, чтобы скрестились офицерская шпага Левушки и крюк мортуса.

– Кыш, – сказал он Федьке, вынул из ножен свою шпагу и, шагнув вперед, сделал тот самый символический удар снизу.