– Теперь я продолжу. Ночью, накануне этой же субботы, пристал пароход к лесистому берегу, на сорок миль выше нашего места. Ночь была темная, дождливая и бурная. На этом пароходе скрывался вор, укравший те два бриллианта, за которые объявлена награда. Он украдкой сошел на берег, с дорожной сумкой в руке, и скрылся в темном лесу, надеясь безопасно добраться до нашего местечка. Но за ним следили на пароходе два его товарища, и он знал, что они убьют его при первой возможности и возьмут себе бриллианты, потому что они втроем украли эти бриллианты, а он их стащил у товарищей и скрылся. Не прошло и десяти минут, как его товарищи уже знали, что его нет на пароходе. Они тотчас же сошли на берег и кинулись в погоню за ним. Вероятно, при помощи зажженных спичек они нашли его следы на мокрой земле. Как бы то ни было, но они преследовали его весь день в субботу, стараясь, чтобы он их не заметил. Перед солнечным закатом он пришел к группе сикомор, позади табачного поля дяди Сайльса; он пришел туда затем, чтобы, спрятавшись под сикоморами, переодеться в другое платье, которое лежало у него в сумке, и тогда уже появиться в нашем местечке; заметьте себе, что все это он проделал вскоре после того, как дядя Сайльс ударил Юпитера дубиной по голове, потому что он,
Том остановился на минуту, для большего «эффекта».
– Человек, который надел на себя платье убитого, был
– Великий Боже! – крикнули все в один голос, а старый дядя Сайльс казался совершенно пораженным.
– Да, это был Юпитер Дунлап. Он и не думал быть мертвым, как видите. После этого они сняли с мертвеца сапоги, надели на него старые стоптанные башмаки Юпитера Дунлапа, а на Юпитера Дунлапа – сапоги, снятые с убитого. После этого Юпитер остался под сикоморами, а другой человек перенес мертвое тело на табачное поле дяди Сайльса. Затем поздней ночью он отправился в дом к дяде Сайльсу, взял его старое зеленое рабочее платье, всегда висевшее в коридоре между домом и кухней, отыскал на дворе лопату с длинной ручкой и, отправившись на табачное поле, зарыл в землю убитого человека.
Том остановился, помолчал с полминуты и вдруг спросил:
– Как вы думаете, кто был этот убитый человек? Это был –
– Великий Боже!
– А как вы думаете, кто такой этот кривляющийся идиот, который сидит здесь сейчас и который притворялся все это время глухим и немым? Это –
Боже мой! Все так завыли и закричали, такой подняли гвал, что я никогда в жизни не слыхал ничего подобного. А Том подскочил к Юпитеру, сдернул с него очки и фальшивые бакенбарды, и все увидели перед собой убитого человека совершенно здоровым и невредимым! А тетя Салли и Бенни, рыдая, повисли на шее старого дяди Сайль са и так усердно целовали и ласкали его, что после их объятий он казался еще более смущенным, обезумевшим и растерянным, чем когда бы то ни было. Затем публика начала вопить:
– Том Сойер! Том Сойер! Замолчите все, дайте ему говорить. Том Сойер, продолжай!
Это было для Тома чрезвычайно лестно, потому что он страшно любил выделяться в обществе, быть знаменитостью, героем дня, как он называл это. Когда все утихло, он продолжил: