Сыскные подвиги Тома Сойера. Том Сойер за границей (сборник)

– Это стая птиц. – сказал он. – Летят на запад. Зачем-нибудь да летят – или за кормом, или за водой, или за тем и другим. Поворачивай вправо – право руля! Круто! Так – легче – теперь прямо, как держишь.

Мы замедлили полет, чтобы не перегонять птиц, и полетели за ними. Расстояние между нами и ими было около четверти мили, и когда прошло полтора часа, мы были совсем обескуражены, а жажда сделалась просто невыносимой. Том сказал:

– Возьмите кто-нибудь трубку и посмотрите, что там такое, впереди птиц.

Джим взглянул первый, да так и шлепнулся на ларь в отчаянии. Залился слезами и говорит:

– Опять оно там, господин Том, опять оно там, и теперь я жнаю, что мне умереть, потому что, когда увидаешь духа третий раж, то это жначит умереть. И жачем, жачем я ходил на этот шар?

Он не хотел больше смотреть, и его слова напугали меня, так как я знал, что это правда, и что у духов всегда была такая повадка; поэтому я тоже не захотел смотреть. Мы оба просили Тома повернуть и лететь куда-нибудь в другое место, но он не согласился и назвал нас невежественными, суеверными трещотками. Да, и я подумал про себя, что придется ему когда-нибудь поплатиться за неуважительное обращение с духами. Теперь они, может быть, и спустят ему, но когда-нибудь непременно отплатят, так как всякому, кто знает что-нибудь о духах, известно, как они обидчивы и мстительны.

Мы замолчали и сидели тихо и смирно: Джим и я трусили, а Том занимался машиной. Вдруг он остановил шар и говорит:

– Ну-ка, взгляните теперь, простофили!

Мы выглянули и увидели, что прямо под нами настоящая вода! Чистая, и синяя, и холодная, и глубокая, и рябь по ней от ветерка, то есть лучшей картины я и не видывал. А кругом нее зеленые берега, и цветы, и тенистые рощи, высокие деревья, обвитые виноградом, и так все это мирно и приятно, что иной бы заплакал, – так было хорошо.

Джим и то заплакал, и закричал, и заплясал, и заметался, совсем с ума сошел от радости. Вахта была моя, так что мне пришлось остаться при машине, но Том и Джим спустились вниз, сами выпили по бочонку и мне принесли, и хоть много я вкусных вещей пробовал в своей жизни, но с этой водой ничто не могло сравниться. Затем Том и Джим спустились купаться, а немного погодя Том влез наверх и сменил меня, а я и Джим купались, а там Джим сменил Тома, и мы с Томом принялись бегать взапуски и бороться, и право, кажется, никогда в жизни не случалось мне так весело проводить время. Было не очень жарко, так как наступал уже вечер, и мы, разумеется, скинули с себя одежду. Одежда годится в школе, и в городах, и на балах, но какой в ней смысл здесь, где нет цивилизации и других неприятностей и церемоний.

– Львы идут! Львы! Скорей, господин Том! Спасавайся, Гек!

То-то мы задали стрекача! Бросили платье и прямо кинулись к лестнице. Но Джим потерял голову, – с ним всегда это случалось, когда он волнуется или перепугается, – и вместо того, чтобы подняться на небольшую высоту, так только, чтобы звери не могли достать до лестницы, – отвернул рычаг совсем, и мы взвились вверх и болтались под небом, прежде чем он пришел в себя и сообразил, какую глупость совершил. Тогда он остановил шар, но забыл, что делать дальше, так что мы повисли на такой высоте, откуда казались собачонками, и раскачивались на ветру.

Но Том вскарабкался наверх, взялся за машину и начал спускаться наискосок к озеру, к тому самому месту, где львы собрались точно на военный совет, так что я подумал, что и он потерял голову – ведь знал же он, что я от испуга не могу взбираться по лестнице! Неужели же он хотел спустить меня среди тигров и прочих чудовищ?

Однако нет, голова его была в порядке, – он знал, что делает. Он спустился футов на тридцать или на сорок от воды и остановился над самой серединой озера и крикнул:

– Бросай лестницу и ныряй!

Я послушался, полетел вниз, ногами вперед, и нырнул, кажется, на целую милю вглубь; когда же выплыл, он и говорит:

– Ложись на спину и плавай, пока не отдохнешь и не соберешься с духом; а тогда я спущу лестницу в воду и ты взберешься по ней.

Так я и сделал. Ловко это придумал Том, потому что, если бы он попробовал спуститься где-нибудь на песке, зверинец, пожалуй, пустился бы за нами, и нам пришлось бы уходить от него, пока бы я не выбился из сил и не упал.

Тем временем львы и тигры разбирали наше платье и постарались разделить его так, чтобы каждому досталось по кусочку. Но вскоре между ними произошло какое-то недоразумение – вероятно, нашлись такие, которые хотели стянуть больше, чем им следовало; и тут поднялся такой бунт, какого еще не было видно на свете. Всего их было штук пятьдесят, и вот они смешались в кучу, рыча и ревя, и щелкая зубами, и кусаясь, и царапаясь; лапы и хвосты мелькали в воздухе, и невозможно было разобрать, какая кому принадлежит, а песок и шерсть летели во все стороны. Когда же они кончили, то некоторые лежали мертвыми, другие улепетывали прихрамывая, а остальные уселись на поле битвы; одни зализывали раны, другие посматривали на нас, точно приглашая спуститься и поиграть с ними, но мы не захотели.