Сжигая мосты

Я задыхалась от возмущения. Что вообще происходит? Какого черта он себе позволяет? Незнакомец притянул к себе столик с медикаментами, разорвал упаковку с бинтом и бросил в чашу с водой ватные тампоны.

– Хоть вида крови не боишься? – поинтересовался он, дернув уголком губ, за что я прожгла его убийственным взглядом.

– Не боюсь.

– Очень сомневаюсь.

Парень аккуратно приподнял лапу собаки, та громко заскулила, но он не повел бровью. Прощупал повреждения и молча потянулся за ватными тампонами. Промыл окровавленную шерсть, еще раз изучил рану.

– Перелом закрытый.

Я заправила за уши волосы и нерешительно шагнула к столику.

– Откуда тогда кровь?

– От удара.

– Ему очень больно?

Незнакомец посмотрел на меня. В его травяных глазах отражались блики от ярких ламп. Грубоватый нос отбросил тень на пол-лица. По шее тянулись переплетенные, тонкие чернила, огненные языки с заостренными концами: кусочек татуировки, которая скрывалась за белой майкой.

– А ты как думаешь? – холодно спросил он.

– Но я же вколола ему обезболивающее.

– Обезболивающее подействует не сразу.

– Тогда что еще мы можем сделать?

– Ну, ты, например, можешь сказать своей мамочке, что тебе здесь не место. Если бы у меня остались незавершенные дела в центре, я бы уехал и эта псина испустила бы дыхание у тебя прямо глазах.

– Если бы не ты, – возмутилась я, вздернув подбородок, – эта собака и вовсе бы не пострадала, ясно?

Парень вальяжно усмехнулся. Наложил шину на поврежденную лапу и вручил мне использованные бинты. Я невольно ухватилась за его руки, и мы так и прожгли друг друга острыми взглядами. Знаю, я облажалась. Но к чему столько громких слов? Разумеется, я чувствовала вину. Разумеется, я уже сотню раз прокрутила разговор с мамой! Вот только с какой стати моя неудача доставляла ему столько удовольствия?

– Выброси, – приказал он ледяным тоном.

– Выброшу.

– Хорошая девочка.

– Хорошая девочка? – не веря, переспросила я и почувствовала, как тело окатило безжалостным пожаром. Я бесстрашно шагнула вперед и едва не врезалась лбом в подбородок парня. – Не стоит так со мной разговаривать. Иначе я перестану быть хорошей девочкой и расскажу нужным людям о том, какой ты плохой мальчик.

– Вот как?

На его лице расплылась искренняя улыбка. Черт возьми, да он надо мной издевался!

– Думаешь, сбил собаку и ничего не будет?

– Именно так я и думаю.

– Ты ошибаешься.

Парень устало закатил глаза. По всей видимости, наш разговор ему наскучил. От подобной реакции у меня едва пар из ушей не повалил. Я так и застыла с горящими глазами, а он отстранился, потянулся за идиотской жилеткой и чванливо, важно, накинул ее на плечи.

– Поменьше болтай, милашка, – посоветовал он тихим голосом.

– Что прости?

– Прощаю. На этот раз. Но не все такие же добрые, как я.

Я стиснула вату с такой силой, что заныли пальцы. Не помню, чтобы кто-то разговаривал со мной в подобном тоне. Вид у меня, наверное, был чертовски “привлекательный”, потому что на его лице появилась очередная, саркастическая ухмылка.

– Не скучай, – бросил он и как ни в чем не бывало покинул кабинет.

Какое-то время я стояла без движения. Еле дышала. Не могла поверить, что так опростоволосилась, да еще и выслушала нелепые оскорбления от неизвестного кретина. Что теперь будут говорить о маме? Что она безответственный работник? Паршивый ветеринар? Что ее дочь – полная идиотка, из-за халатности которой едва не погибло животное?

Сердце камнем ухнуло вниз, плечи поникли. Я подошла к собаке и осторожно погладила ее по спине. Та потянулась ко мне носом.

– Не волнуйся, – прошептала я, – с тобой все будет в порядке.

Вот только я действительно не могла ей помочь. Стоило срочно позвонить маме. А еще стоило притвориться, что сегодня меня не унизил какой-то грубый, самодовольный ублюдок. Надеюсь, в этот раз на дороге ему попадется не безобидный пес.

А высокий, металлический фонарный столб.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Коул

Добравшись до дома, я завел байк в гараж и увидел там отца – он лежал под старым “Бьюиком” 1974 года выпуска и копался в его “внутренностях”. Услышав, что кто-то вошел, он выкатился из-под машины и, увидев меня, нахмурился.

– Забрал деньги?

Поднявшись, он еще больше вырос в размерах – ростом он был почти шесть и четыре фута и запросто мог бы играть в баскетбол или регби с его-то могучим телосложением. Он привычным движением почесал густую черную с проседью бороду и уставился на меня в упор.

– Завтра заберу, – ответил я таким же холодным тоном. Отец поиграл желваками.

– А сегодня у тебя было много неотложных дел?

– Собаку сбил. Пришлось позаботиться об этом.

– Если не умеешь ездить на мотоцикле, не берись. Завтра с утра жду деньги.

– Будут.

Холодное, отстраненное общение это все, на что я мог рассчитывать. Мой отец ценил в людях качества вроде хладнокровия, решительности, деловой хватки и не терпел обратного. С ним нельзя было играть в семью, в ее полном понимании. Особенно после смерти матери.