Сжигая мосты

– Еще какие-нибудь задания будут? – спросил я, хотя на самом деле не слишком-то хотел услышать ответ. Отец нацепил форменную жилетку, подошел ко мне и посмотрел своими мутными голубыми глазами без тени участия.

– Приберись. Замени поршневые кольца на этой малышке, – он кивнул на машину, – и займись своим байком, если время останется. Потом нужно будет поехать в мастерскую, у нас собрание.

– Мне обязательно там быть?

– Ты же часть клуба, разве нет?

– Я не обязан посещать каждую вашу сходку.

– Ну, подружки у тебя все равно нет, чем тебе еще заняться? Или ты снова залез в трусы к Делайле?

– Это мое личное дело.

– Ага, как же. Только вот Тони так не считает. Они опять сошлись, так что не рыпайся. Девка она сочная, но я тебя больше отмазывать не буду.

Отец развернулся и, не сказав ни слова, двинулся по гравийной дорожке к дому. Я вздохнул, проводил его взглядом и принялся за ремонт.

***

После ремонта я направился домой. Белый особняк, построенный на крови и костях, выглядел как вычурная постройка из шестидесятых – белоснежные толстые колонны, длинная веранда и маленький балкон с видом на реку прямо над входной дверью. Я вошел в дом и почувствовал запах свежей выпечки. На кухне стряпала повариха Хельга, которую нанимала еще моя мать, а из гостиной шел затхлый аромат отцовских сигар. Я быстро проскочил на второй этаж, свернул налево по коридору и, оказавшись в комнате, закрыл дверь за замок. Под половицей лежала заначка, к которой я периодически подкладывал все новые и новые купюры. Хранить деньги здесь, а не в моей собственной квартире, было хорошим ходом, ведь особняк Лиама Мёрдока никто обворовать не осмелится. Именно поэтому в небольшой коробке лежали не только деньги, но и свернутая пополам фотография, на одной половине которой были запечатлены мы с мамой, когда-то давным-давно, когда наша семья еще была полноценной.

Я провел пальцами по ее лицу, и в голове всколыхнулись сотни воспоминаний, связанных с ней. Как мы запускали воздушного змея, как неумело рыбачили, как она улыбалась, когда рассказывала разные истории, и как ее нежные голубые глаза смотрели на меня с лаской и неведомой мне тоской. А потом она просто исчезла, в один день все это прекратилось, будто ее никогда и не существовало. Мама лежала под землей, а я был здесь, с отцом, который меня ненавидел.

Внезапно в мыслях скользнул образ той девчонки из ветеринарной клиники. Как же неумело она обращалась с раненой собакой. И какими поразительно знакомыми казались ее глаза.

Я взял немного денег и как можно скорее покинул особняк, уже давно не являвшийся мне домом.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Сара

Я захлопнула учебник по когнитивной психологии, как только преподаватель закончил лекцию, и небрежно забросила его в рюкзак. Из окон лился яркий свет: солнечные лучи прорывались сквозь пыльные окна и золотом разливались по аудитории, ослепляя глаза, согревая кожу, будто на улицах Кингстона, наконец, наступило долгожданное лето.

Однако все мы знали, что до лета еще целый месяц. Еще мы в “сладком экстазе” предвкушали экзамены. Я никогда не любила учебу, но в последнее время научилась притворяться, что занятия не вызывают во мне приступов раздражения и изжоги. Раньше мне казалось, что сходить с ума и жить сегодняшним днем – вполне правильное желание. Однако, как только умер мой отец, как только за несколько месяцев я повзрослела на много лет, я осознала – правильно жить будущим. Иначе люди рискуют ничего после себя не оставить.

– Опять в раздумьях? – внезапно прозвучал знакомый голос, и я резко обернулась. Затем протяжно выдохнула.

– Ты же знаешь: я ненавижу, когда ко мне подкрадываются.

Моя лучшая подруга закатила глаза.

Ресницы у нее были такими длинными, что взмахни она ими еще пару раз, и улетит к черту из этого университета, да и из этого города. Эйприл до сих пор не понимала, каким образом мне удается держать себя в руках, ходить на лекции, выполнять домашнее задание, расчесываться по утрам и еженедельно выстаивать смену в ветеринарной клинике мамы. Когда-то давно мы вместе тайком пробирались на студенческие вечеринки мужских братств, пили за рулем, огрызались с преподами, воровали по мелочи в магазинах и курили травку в подвале школы. Однако сейчас мы встали на путь истинный. Отрекались от старых, бесчувственных “Эс” и “Эй”.

Из-за меня, конечно.

Иногда мне кажется, что все плохое, случившееся в моей семье, как нельзя напрямую, связано с тем образом жизни, который я вела. Которым я наслаждалась. За все приходится платить. За любой проступок рано или поздно приходит счет. Я бы хотела вернуться в прошлое и исправить все те ошибки, что совершила, но, увы, это невозможно. Увы, я – всего лишь я. А Эйприл – это Эйприл. Так что мы изо всех сил стараемся жить дальше, но иногда напиваемся и признаемся друг другу, – а потом уже и самим себе, – что люди не меняются. Никогда.