Сжигая мосты (СИ)

Ренесми посмотрела на меня недоверчивым взглядом. Она уже не рыдала так сильно, а только всхлипывала. Я поняла, что основная буря позади, и испытала некоторое облегчение. Главный и самый сложный разговор состоялся, теперь я ничего не скрывала от дочери и она знала всю правду, почти всю. Теперь ей нужно только время, чтобы свыкнуться с новыми обстоятельствами, привыкнуть к новым условиям. Я знала, что она переживёт это легче, чем я. Дети всегда быстро забывают боль, они умеют радоваться жизни и находить в ней счастливые моменты, даже если таковые спрятаны под полупрозрачным покрывалом из неприятностей.

Лежа рядом с дочерью, обнимая её и вслушиваясь в её тихие всхлипывания, я думала о том, где найти в себе силы, чтобы пережить весь этот кошмар. Я понимала, что самое неприятное ещё впереди. Мне предстоял развод и всё вытекающие из него последствия: алименты, шушуканье за спиной, вынужденные встречи с Калленом, которого я сейчас ненавидела всей душой из-за его поступка. Он поступил как последний подонок, изменив мне, но всё же это можно было как-то понять, а вот его отношение к дочери, трусость и нежелание признаваться ей и взваливание этой обязанности на мои плечи я понять не могла и ненавидела его за это.

Вскоре Ренесми забылась спокойным сном и её дыхание стало равномерным и тихим. Я вслушивалась в эти звуки и всматривалась в спящее лицо своего ребёнка, ощущая неизмеримую любовь к ней. Она — моё счастье, моя радость, моё настоящее и будущее. Никакая любовь ни к одному мужчине не может сравниться с любовью матери к собственному дитя. Эта любовь безгранична, она вечна и никакие поступки не способны убить её или преуменьшить. Она не живёт три года, как описано в этой дурацкой книге, она живёт столько, сколько живём мы сами. Раньше я не понимала значения выражения «любить до слёз», пока у меня не родилась дочь. Когда я смотрю на неё, вижу её улыбку, её любящий взгляд, направленный на меня, меня переполняют чувства бесконечной нежности. Их настолько много, что все они просто не могут поместиться в моём хрупком теле и иногда вырываются наружу с редкими слезами счастья. Я знала, что именно эта любовь поможет мне справиться с болью, придаст мне сил. С такими мыслями я не заметила, как погрузилась в сон в объятьях самого дорогого мне человечка.

***

На следующий день Ренесми всё ещё злилась на меня за то, что мы теперь не будем жить с папой, но я знала, что самое страшное уже позади и скоро всё образуется. Я сама почти успокоилась и старалась выглядеть весёлой, чтобы не усугублять ситуацию и не портить и без того плохое настроение Ренесми, которую всё раздражало, даже новый телефон, подаренный Эдвардом.

Однако, когда вечером раздалась громкая трель моего мобильника и я увидела на дисплее «Каллен», всё моё мнимое спокойствие и благодушие тут же улетучилось. Не успела я ещё поднести трубку к уху, как из неё уже раздавались гневные реплики:

— Что, чёрт подери, ты наговорила дочери про меня?

Я опешила от такого заявления, когда Ренесми успела ему всё рассказать?

— Я сказала ей только то, что мы больше не любим друг друга и будем жить раздельно, я была вынуждена, — процедила я, ощущая растущую волну ярости на него. Куда пропала его вежливость - ни тебе “привет” ни “здрасте”.

— Тогда почему она не хочет разговаривать со мной по телефону, обвиняет в том, что я больше её не люблю и называет предателем?

— Я не знаю, — искренне удивилась я. – Но раз уж на то пошло, я предупреждала тебя и просила всё ей рассказать. У тебя был шанс и не один! Ты сам виноват, что так получилось!

— Когда ты успела превратиться в такую стерву? Ты специально настраиваешь дочь против меня! – рычал Эдвард.

— Перестань вести себя как последняя скотина, Каллен! – взорвалась я, не в силах больше сдерживать ненависть к нему. – Я не настолько глупа, чтобы причинять боль своей дочери, рассказывая о твоих мерзких похождениях! Ты свалил всю ответственность на меня и ещё смеешь меня в чём-то обвинять!

— Я всё понял! Ты хочешь, чтобы она возненавидела меня? Так ты хочешь наказать меня?! – Эдвард не слушал меня или не хотел слышать. Это необоснованная клевета стала последней каплей, во мне вдруг что-то щёлкнуло, что-то резко оборвалось и я уже более спокойно произнесла:

— Ты настоящая дрянь, Эдвард Каллен, — это было не обвинение, а простая констатация очевидного факта. — Не нужно судить людей по себе. А знаешь что, можешь мне не верить и думать всё, что хочешь. Я не собираюсь оправдываться, зачем мне это. Я только что поняла, что мне всё равно, что ты думаешь, мне плевать. Не звони сюда больше!