т.2. Проза и драматургия

Ситник.Такой информации уже просто не существовало. Когда Короткевич попал в гестапо, все уже было кончено. Подпольный обком разгромлен, половина партизанских отрядов разбита. Чего они добивались от этого парня? Что выпытывали? Значит, он знал что-то, весьма для них важное. А следствие, видно, велось капитально… Начальником гестапо здесь был Мюнстер. Садист невероятный. Все они бежали в одну ночь, даже не успев расстрелять узников в камерах. Эти люди, чудом уцелевшие, как раз и показали, что Короткевича пытали очень долго… Вот и все. Будут какие-нибудь новости по этому делу — позвоню.

Кондаков.Откуда этим новостям-то взяться?

Ситник.А жизнь, Рем Степанович, течет, так сказать. Знаете, есть такие слова: «Никто не забыт, ничто не забыто»?

Кондаков.Знаю.

Ситник.Вот так оно и есть — никто не забыт и ничто не забыто.

* * *

^{Кулисы областного театра. Кондаков стучится в дверь гримуборной.}

Кондаков.Простите, пожалуйста, могу ли я видеть артистку Воеводину?

^{Голос из-за двери: «Минутку!»Из гримуборной показалась Воеводина. Она в костюме королевы с короной на голове.}

Воеводина.Я — Воеводина.

Кондаков.Здравствуйте, моя фамилия Кондаков. У вас есть брат…

Воеводина.Какой брат?

Кондаков.Вы — Воеводина Любовь Адамовна?

Воеводина.Ну и что?

Кондаков.Значит, у вас есть родной брат, Короткевич Иван Адамович.

Воеводина.Вы что — из психушки?

Кондаков.Из больницы. Я — лечащий врач Ивана Адамовича.

Воеводина.Скажите, пожалуйста, какая шишка! Кто вам дал право врываться за кулисы во время спектакля? (Повернулась, чтобы уйти.)

Кондаков.Одну минутку, Любовь Адамовна!

Воеводина.Я тысячу раз говорила, и даже самой Чуприковой, — ничего не получится. Это дело давно решенное! Я живу в стесненных материальных условиях! Работаю как ломовая лошадь, муж тоже работает, никого нет дома допоздна! Все!

Кондаков.Только один вопрос.

Воеводина.Знаю я эти вопросы! «Родная кровь, как вы так можете?» Да, могу! Некому за ним ухаживать. Не возьму я его, а силой — не заставите!

Кондаков.А мы вам его и не отдадим! Даже если вы будете очень об этом просить!

^{Прозвенело три звонка.}

Воеводина(уже иным тоном, пораженная словами Кондакова).Мне на сцену.

Кондаков.Это вы его разыскали после ухода немцев?

Воеводина.Да, я.

Кондаков.Где?

Воеводина.Где! В гестапо.

Кондаков.Он что-нибудь рассказал вам?

Воеводина.Ничего не говорил. Бубнил одно и то же: «Нигде не был, никого не знаю».

Кондаков.Вы мыли его после гестапо?

Воеводина.А как же? Конечно, мыла.

Кондаков.Не заметили на спине или на руках следов инъекций? Уколов?

Воеводина.Да у него и спины-то не было! Мясо клочьями висело!

Кондаков.А на кистях рук? Следы от ожогов, от сильных ударов?

Воеводина.Черный он был весь. Черный и… неживой.

Кондаков.Сколько вам тогда было лет?

Воеводина.В сорок четвертом? Господи, тринадцать…

^{Подошел артист Янишевский в костюме принца.}

Янишевский.Люб, когда ты меня целуешь во втором акте, ты мне короной лоб царапаешь. Повыше целуй, куда-нибудь в глаз.

Воеводина.Что я тебе, любовница? Я — мать!

Янишевский.Так лоб не царапай, если мать!

Воеводина.Ладно. (Кондакову.)У вас ко мне — все?

Кондаков.В общем, все.

Воеводина.Тогда — привет! (Пошла на сцену.)

Кондаков(Янишевскому). Простите, вы много заняты в театре?

Янишевский.Дают играть, не жалуюсь… А что?

Кондаков.Хочу предложить вам роль.

Янишевский.Где?

Кондаков.Вне стен театра. Как ваша фамилия?

Янишевский.Янишевский. А что — халтура?

Кондаков.Считайте, что так.

Янишевский.Вы — режиссер?

Кондаков.В данном случае — да. Где я вас найду?

Янишевский.Подождите, пожалуйста, здесь. Сейчас я зарежу одного отрицательного типа, потом меня ранят, потом начнется свалка и меня вот сюда вынесут на носилках. Подождете?

Кондаков.Хорошо.

* * *

_{Ординаторская. Косавец и Воронкова, женщина с хозяйственной сумкой.}

Косавец.Маргарита Васильевна, хочу с вами посоветоваться относительно дальнейшего лечения вашего мужа. Думаю сделать ему операцию.

Воронкова.Операцию?

Косавец.Да. Она называется — пункция.

Воронкова.Че резать-то будете?