– Да тут, наверное, это слово не применяется. Тут ситуация политическая возникла…
– ???
– Понимаете, она регулярно отоваривается в одном гастрономе, в «Елисеевском».
– А что с ним не так? Хороший магазин…
– Магазин– то хороший, да вот начальник его во взятках погряз. Раньше был судим за экономические преступления, а теперь и вовсе за счет взяток добивается продовольственного рая на полках своей вотчины. Раздает их едва ли не до самого верху, а взамен получает квоты на разный дефицит.
– А она тут причем? Она тоже, что ли, взятки берет?
– Ну что вы! Нет, она не берет, но в одном из приватных разговор этот самый господин Соколов обмолвился, чуя, что все может в один прекрасный день накрыться, что в случае чего будет просить у нее протекции, она вам на ушко шепнет пару слов, и пойдет Андропов восвояси, не солоно хлебавши.
Брежнев задумался, внимательно глядя на собеседника:
– Как же ты допустил назначения судимого человека на такую должность?
– Это еще до меня было. Правда, Алидин за этот недосмотр от меня уже получил на орехи.
– Вы его в разработку взяли?
– В том– то и дело, что взяли. Он, видимо, что– то чувствует, потому и высказывается про Галину Леонидовну в таком ключе.
– Если чувствует, сбежать может…
– Не беспокойтесь, Леонид Ильич, не дадим. Только сами понимаете, что будет, если эти его разговоры выйдут за пределы «Елисея» и покатятся по всей Москве. Какой удар по вашему престижу и престижу партии!
– Ты что же, думаешь, что я за такого негодяя вступаться стану?
– Я– то так не думаю, но вы же знаете, как в Москве этот вопрос поставлен. Слово – не воробей… Ляпнет один какой– нибудь дурак, а потом отмывайся. Народ у нас, к сожалению, такие вещи на раз– два расхватывает – «застой» кругом, полки магазинов пустые, люди злые. Пойдут языками чесать…
– Верно, нельзя такого допустить. А как же заставить его молчать? На всякий роток не накинешь платок…
– А как в прежние времена заставляли?
Брежнев побелел.
– Не хочешь же ты сказать…
– Именно это и хочу сказать.
– А за что?! Хищения собственности есть?
– Пока не нашли, но есть взятки.
– Так за взятки, насколько я помню, к стенке не ставят!
– Поставим. Найдем судью, у которого рыло в пуху, прижмем и поставим – это дело техники, как говорится, наши проблемы. От вас нужно только добро. Сами понимаете, дело будет резонансное, может и мировое сообщество вмешаться. Такие вопросы без вашего участия мы решать не имеем права.
– Хорошо. Хорошо, что помнишь, кто в доме хозяин.
– Как можно, Леонид Ильич? Ну так как же?
– Ну, если по– другому никак, то действуй, конечно, что ж поделаешь. Уходить тоже надо красиво, сохраняя лицо, а не как Сталин или Хрущев. И, если иначе сохранить облик невозможно, то что ж, пожертвуем одним человеком ради блага многих. Ты же понимаешь, что мой позор – это и ваш позор тоже?
– Конечно, Леонид Ильич, потому и пришел.
– И с кадрами работу усиль. Тщательнее проверяй. Чтоб не было потом такого…
Захлопнулась дверь приемной за Андроповым, а 9 месяцев спустя захлопнулась дверь камеры смертников московского СИЗО № 5 «Водник», где оборвался жизненный путь простого советского человека, так и не ставшего комсомольцем, но ставшего настоящим героем – как на войне, так и в миру – Юрия Константиновича Соколова.
Зима 1984 года, Москва
И опять машина товарища Андропова остановилась у «Елисея». И опять заполонили едва ли не всю улицу его охранники, и опять принялись расталкивать основную массу покупательно– способного населения. Правда, сегодня путь его лежал не в главный зал, а в стол заказов, где его уже ожидал пакетик со «спецснабжением» от главного столичного гастронома. Однако, и тут ему пришлось столкнуться с толпой. Главный силовик страны поморщился – никак нельзя такому человеку в очереди стоять. Ведь недаром он днем и ночью, не жалея сил, только и трудится, что на благо советских граждан, спасая их то от западной, то от гитлеровской, то от коррупционной заразы. Только вот работа его «на первый взгляд как будто не видна» – иначе так рьяно посетители гастронома не боролись бы за свое место в очереди с его охранниками. Вгляделся Юрий Владимирович в толпу и увидел здесь много стариков в медалях и орденах – это были ветераны.
– Что такое? – спросил он у своего адъютанта Агеева.
– Ветераны, Юрий Владимирович. Они сегодня через стол заказы получают по карточкам.
Андропов понимающе склонил голову и хотел было вернуться в машину, чтобы подождать, но вдруг услышал истошный вопль одного из наиболее обвешанных железом стариков, который увидел лицо председателя Комитета и, несмотря на это, заслуг последнего не оценил, не желая уступать ему своего места.
– Ну и что, что Андропов?! А я ветеран! Я страну защищал, Победу делал, кровь проливал! Видали, какой иконостас? – горделиво потрясал орденами дед, а те отвечали в такт его речи мерным металлическим позвякиванием. – Даром, что ли, товарищ Жуков мне его лично на параде вешал? А вот и от Кагановича орден! И от товарища Сталина есть, только дома…