Т-34. Выход с боем

Солдат кивнул и вышел на поляну. Терцев прикинул, что, если бы он был не один, для них все бы уже давно закончилось. А раз не закончилось, значит, будем разговаривать.

– Ветлугин, сиди на месте. Ничего не предпринимать.

– Есть! – неохотно раздалось с башни.

Капитан вытащил палец из кольца чеки, демонстративно поднял гранату в руке и повесил обратно на ремень.

– Власовцы?

– Нет. Выходим к линии фронта.

– А это что? – Солдат кивнул на башню с бело-сине-красным знаком.

– Военная хитрость. Мы из плена бежали.

– На танке?!

– Пешком не ходим, не пехота. – Это уже Ветлугин.

Прислонившись к заднему срезу башни, сержант раскинул ноги над моторным отсеком. Ветлугин пытался казаться бравым, но лицо его было белее полотна.

Солдат недоверчиво покосился на Ветлугина. Стоптанные ботинки, промасленные галифе, окровавленная нижняя рубаха и накинутый на плечи немецкий мундир с нашивкой «РОНА» на рукаве – все это выглядело на танкисте более чем странно. Второй – явно командир – в ветхом танковом комбинезоне, из-под которого торчит советская гимнастерка.

– Что-то не пойму я вас, ребята, – недоверчиво покачал головой пулеметчик.

Ситуация сложилась патовая. Все зависело лишь от того, верить им друг другу или нет. Объективно и для первого, и для второго у каждой стороны были одинаковые основания. А точнее – никаких оснований. Терцев это прекрасно понимал. Понимал и стоявший напротив него солдат.

– Можем прорываться дальше вместе. А можете подобрать пулемет и идти своей дорогой, – предложил капитан. – Только диск отсоедините, пока мы люки не задраим.

Солдат стоял в задумчивости.

– Ну нету у нас под рукой пары фрицев, чтобы каждый из нас им по глотке перерезал, – крикнул с башни Ветлугин и развел руками по сторонам. – Ей-богу, товарищ капитан, я по-другому не знаю, как доказать, что мы свои…

Солдат пристально посмотрел на Терцева и, видимо, принял решение. Приложил руку к пилотке:

– Старшина Епифанов.

– Капитан Терцев, – дотронулся пальцами до шлема в ответном приветствии танкист.

Вскоре они уже знали историю разведки боем. Роту, в которой служил Епифанов, прошлой ночью скрытно переправили на западный берег одного из притоков Вислы, по которому проходила линия фронта. Имелись сведения, что противник в этом месте оборудовал свои позиции в некотором отдалении от берега, дабы избежать напрасных потерь от регулярного огня с нашей стороны. Была поставлена задача – уточнить линию переднего края немцев, их систему огня и наблюдения за берегом. Переправиться удалось на удивление легко. И даже углубиться на несколько сот метров без единого выстрела. А за песчаными холмами, между полем и опушкой леса, рота попала в огневой мешок. Огонь был прицельный – не было никаких сомнений, что за ними внимательно наблюдали с самого момента высадки. Основные силы роты, неся потери, откатились обратно к реке, а группа, в которой был Епифанов, оказалась прижата к лесу. Видя, что пути отхода отрезаны, группа углубилась в лес в западном направлении. До самого утра немцы шли по их следам, прочесывая лес. На рассвете произошел ожесточенный бой, живым из которого вышел один пулеметчик.

– А противник? – поинтересовался внимательно слушавший Терцев.

– Уничтожен в ходе огневого боя полностью, – отсоединил диск от пулемета старшина.

– Да он у вас пустой! – взял диск в руки Терцев.

– Расстрелял все до последнего патрона, – кивнул Епифанов и заботливо обмотал пулемет промасленной тряпкой.

– Я смотрю, дядя, ты любитель, – кивнул на пулемет Ветлугин.

Епифанов поднял голову и, глядя на танкиста, коротко и значимо произнес без тени иронии:

– Профессионал.

Терцев и Ветлугин только обменялись взглядами, не найдя что добавить к сказанному…

К вечеру вместе с Епифановым они нарисовали подробную схему близлежащих окрестностей. До самого спуска к реке, где высаживалась рота, включительно. Выходило, что от линии фронта их отделяло всего полтора десятка километров. Сердце капитана учащенно забилось, хоть внешне он и постарался ничем не выдать охватившего его волнения.

– Откуда так хорошо знаете здешние места? – недоверчиво спросил Терцев. За один рейд, да еще и ночной, сообщить о местности столько подробностей, сколько сообщил солдат, было невозможно.

– Пришлось тут долго повоевать, – отозвался Епифанов. И, перехватив недоуменные взгляды танкистов, пояснил: – Почти тридцать лет назад.

Верить – в себя, в удачу, в людей, которые встречались на пути, – иного выбора у них не было. Когда не оставалось ничего другого, именно на всем этом до сих пор держалось их невероятное авантюрное предприятие. И Терцев кивнул понимающе…

Выдвигаться было решено ночью. Но неожиданно не смогли поднять Ветлугина.

– Капитан, иди сюда, – позвал с брони Епифанов.

Терцев перестал скидывать длинные и густые березовые и сосновые ветки, которыми была на дневку заботливо замаскирована загнанная под раскидистые кроны деревьев «тридцатьчетверка». Обеспокоенный, забрался на решетку моторного отсека.

– У него жар, – положил ладонь на лоб Ветлугину пулеметчик. – Горячий, как печка.