Та, чьё второе имя Танит

Позже, когда его дети, особенно девочки, стали проявлять необычайно мощные, по сравнению со своими сверстницами из других Тановых городов, мистические способности, он удовлетворённо ворчал.

– Я как греческая амфора с заострённым донцем! Чем больше качка, тем плотней усаживаюсь в своём гнезде! А был бы плоскодонным, давно б снесло волной, никто б и не вспомнил, что я был на белом свете!

Но говорлив он был, только напившись кумыса. А вообще он всё больше молчал. Теперь это навсегда. Вместе с соплеменниками он навеки окаменел на одном из холмов под Тан-Аидом, так и не дождавшись спасительного восхода.

Для Петал осталось загадкой, почему отец не увёл свою многочисленную семью из Тан-Аида. Тогда как некоторые их соседи, услышав о пророчестве, грозящем окаменением их светлоглазым дочерям, сразу снялись с насиженного места и растворились за горизонтом. Надо думать, что им удалось выжить.

А вот танаидам нет. Каменными статуями навеки встали они в окрестностях родного города. А она ничем не смогла им помочь. Да ещё сбежала за море, в чужие края. А они так верили в неё, свою тану…

4

Ритуальную гривну, почтительно завёрнутую в тонкий шарф, Петал продолжала бережно хранить.

Бласт не раз пытался избавиться от зловещей вещицы, будто утягивающей его жену куда-то назад. В те страшные дни его смертельной схватки за их совместное выживание. Но даже обманом ему никак не удавалось сбагрить куда-нибудь тяжёлый золотой обруч. Проклятая гривна будто приросла к Петал.

За время путешествия в Край Белоглазых тан Бласт увидел немало чудес. Но ему как-то по-прежнему не верилось, что Тановы земли погибли лишь из-за того, что подлые жрецы вынули из ритуальной гривны белый камень, оставив чёрный. И тем самым запустили процесс нарушения баланса жизни-смерти на этой земле.

Время от времени Петал заговаривала с ним о своём долге, о необходимости восстановления ритуальной гривны, о спасении земляков. Он или отмалчивался, или отговаривался тем, что сейчас для них не это главное.

Но для себя он решил совершенно однозначно, что никогда больше не вернётся в этот Край Ужаса! Хватит! Слава Богам, что ещё удалось спастись! А сколько раз приходилось прощаться с жизнью! Повторенья ему не выдержать! Тем более что совершенно незачем. Ни к чему снова испытывать судьбу! Любимая рядом. Скоро, очень скоро родится его сын! И все они будут очень счастливы! А танаиды пусть сами разбираются со своими жрецами!

Он старался быть тактичным и не волновать Петал отказом. Знал, что она очень тоскует по утраченной родине. Здесь всё было для неё чужое.

Её чуткие ноздри улавливали массу сладких ароматов этой богатой земли, блаженствующей в тёплом климате: атласных чёрных олив, орехов, носящих название «греческие», винограда всех мыслимых цветов и оттенков. Но больше других она любила горький запах белых тополей. И цикория. Они напоминали ей о покинутой родине. Чужое небо, отражаясь в её светлых глазах, отзывалось бы тоской, если бы не ожидание рождёния ребёнка.

Светлыми лунными ночами они вдвоём выходили на морской берег. Со стороны, издалека, казалось, будто по берегу гуляет юноша с собакой.

Они слушали плеск волн и вспоминали другое тёплое море – Амазонское, каким оно было до того, как восстало против своих амазонок.

Петал грустила, ловя своими лунными глазами свет той, чьё второе имя Танит.

Бласт обожал любоваться её странными глазами. Она смотрела вокруг, старательно привыкая к новым местам, к незнакомым людям.

А он смотрел на неё.

Ловил оттенки чувств и тени настроений.

Когда её глаза сияли счастьем – и он был полон ощущением жизни. Но если на них набегали слёзы – он места себе не находил!

Бласт всматривался в их глубины, улетая мечтой, путешествуя по переливчатой радужке, боясь, впрочем, приближаться к тёмному омуту зрачка. Весь его белый свет сосредоточился на ней. Он заслушивался ею. Любовался ею. Выполнял любой каприз.