Та, что гуляет сама по себе

Таша прекрасно помнила, как зимой у них объявился "некромансер". Забредший в Прадмунт "погреться" крючконосый сальноволосый мужик не особо огорчился, когда пастырь весьма недвусмысленно попросил его убраться восвояси — как, впрочем, отец Дармиори поступал со всяким забредавшим в деревню чужаком. Колдун, однако, никуда убираться и не подумал: обосновался в заброшенной избе рядом с кладбищем, у самого леса. Дом когда-то принадлежал старухе-ведьме Шере — впрочем, помимо ведьмовства, Шера неплохо знала знахарство, так что у деревенских была в почёте. Вот только закончила нехорошо: как-то зимой оголодавшие волки прямо в избе задрали. Старуху схоронили рядом с домом, который с тех пор и стоял заброшенным — до нового владельца-колдуна. Впрочем, скорее временного владельца.

Сестёр Кайю и Лайю, Ташиных ровесниц и не самых плохих её приятельниц, "некромансер", — хотя Таша весьма сомневалась, что колдун действительно был некромантом, — уволок в своё "логово", когда те возвращались с ближайшего к Прадмунту озерца Кристального (зимой деревенские всегда расчищали его под каток). Зачем "некромансеру" сподобились девушки, неделю оставалось вопросом: все Прадмунтские мужики во главе с отцом девчонок, безумным в своей ярости, не смогли даже близко подойти к избе — проклятый колдун окружил логово не самыми паршивыми защитными заклятиями. Впрочем, торжество его было недолгим: в деревню забрёл ещё один путник. Смуглый и светловолосый, весьма и весьма симпатичный молодой человек по счастливой случайности тоже оказался колдуном. По ещё более счастливой случайности — не просто колдуном, а чародеем, выпускником Камнестольнской Школы. И по совсем уже счастливой случайности — чародеем, с пониманием и состраданием отнесшимся к ситуации и в два счёта выкурившим "некромансера" из избы. В обездвиженном виде — прямо в распростёртые объятия мужицкой толпы с топорами и дубинами наготове.

Но это не стало благополучной развязкой — и самым жутким в этой истории тоже было другое. Когда рыдающие девчонки рассказали, что с ними произошло, утешений они не услышали. С обесчещенными девушками пастырь велел поступить просто: забить их камнями. И тогда — даже родители не стали противиться воли святого отца. Смыть свой позор для них оказалось важнее.

Слава Богине, спасший девчонок из лап "некромансера" чародей спас их и во второй раз: утерев нос пастырю, требовавшему смерти "нечистых" девиц, он увёл Кайю и Лайю из деревни. Те, кто пытались его задержать, ещё долго лечили многочисленные ожоги: мужики в буквальном смысле попали под горячую руку. Чародей не особо мелочился, щедро одаривая неожиданные живые препятствия пламенем боевых кьоров.

После той ночи Мариэль долго не выпускала дочь из дому — Таша легко могла оказаться на месте несчастных. Впрочем, у Кайи и Лайи не было такого маленького секрета, как наличие скрытой, когтистой и зубастой сущности…

Значит, старшие Фаргори скрыли, что их невестку "изнасиловали"? Но неужели они сами готовы были забыть об этом только ради золота и факта родни с "госпожой" — родни, которая всё равно не могла принести им никакой выгоды?

Впрочем, насколько знала Таша, пятнадцать, — даже с лишним, — лет назад их пастырь ещё не был таким фанатиком… Точнее, не так — фанатиком отец Дармиори был всегда, но пятнадцать лет назад он ещё не заражал своим фанатизмом односельчан.

Возможно, тогда для Тары и Гелберта это и не было смертельным грехом. Возможно, Тара действительно пожалела бедную, потерявшую всё девочку… Во всяком случае, Таше хотелось в это верить. Хотя бы в это. Однако то, что Фаргори скрыли от всех "прошлое" невестки, было очевидно: иначе бы добрые люди не давали спокойно жить Мариэль, а их не менее добрые дети — Таше и Лив.

Дальше… а дальше — не лучше. Скорее хуже.

Таша подозревала, конечно, что отношение Мариэль к Альмону — чувство, весьма далёкое от любви, но… Нет, после прочтения бесчисленного множества романтических баллад, легенд и сказок ей очень хотелось верить в любовь до гроба, да только кое-какие собственные умозаключения (в результате наблюдений за всеми знакомыми ей супругами) уже давно заставили её несколько приуныть. Таша, к своему глубокому разочарованию, поняла, что за годы совместной жизни любовь чаще всего уходит — и дай Богиня, чтобы её место заступило взаимное уважение, благодарность и другие положительные чувства. Чаще на место любви приходит раздражение… ну, во всяком случае, у крестьян. Ведь героями романтических легенд редко бывали крестьяне, которые так и остаются крестьянами — а не заделываются в финале принцами, получая руку принцессы и полкоролевства в придачу.

Но… обречь себя на жизнь с заведомо отвратительным тебе человеком…

Мерзкая, холодная, когтистая лапа стискивала сердце. Боль потери комом сидела где-то в груди, ощущаясь даже физически, сжимала горло до того, что трудно было дышать…

…и к боли потери примешивалась другая.

Таша чувствовала себя обманутой.

"Почему ты не сказала мне, мама?"