Та, что стала Солнцем

Даже при задвинутых панелях сила бури заставляла пламя ламп метаться сильнее, чем присутствие Оюана. Наньжэни верили, что подобная буря является плохим предзнаменованием для будущего империи Великой Юань. Но, несмотря на то что Оюан был генералом Великой Юань, он сражался не за империю. Он старался только ради Эсэня. Он внезапно почувствовал в глубине души страстное желание снова оказаться на войне. Война была его и Эсэня миром, в котором имели значение только гордость достойным поведением в битве и любовь и доверие между воинами. Только на войне Оюан был счастлив.

Но какое отношение имеет счастье к тому, как человек должен прожить свою жизнь? Он с трудом произнес:

– Мой господин, дело, по которому я пришел, – я слышал, что пришло приглашение на Весеннюю охоту. Вы поедете в этом году?

Эсэнь поморщился:

– Я бы не поехал, но отец уже выразил надежду, что я буду его сопровождать.

– Вы должны. Когда Великого князя Хенань не станет, вы унаследуете его титул. Для двора и для Великого Хана важно знать, что вы больше, чем просто сын своего отца. В этом году вы можете произвести на них впечатление.

– Полагаю, ты прав, – согласился Эсэнь без энтузиазма. – Но мысль о том, что я надолго расстанусь с тобой, мне не нравится. И так уже я чувствую, что почти не видел тебя после возвращения. После… – У него хватило вежливости замолчать раньше, чем он произнес «той встречи у Великого князя Хэнань».

Оюан почувствовал, что его рука стиснула палочки для еды. Он положил их и сказал:

– В таком случае, мой господин, почему бы вам не спросить у вашего отца, могу ли я отправиться вместе с вами на Весеннюю охоту?

Эсэнь радостно посмотрел на него:

– И правда! Я так и сделаю, с радостью. Я до сих пор этого не сделал потому, что думал, что ты ни за что не поедешь. Я знаю, как ты ненавидишь улыбаться и поддерживать разговор.

– Я собираюсь последовать собственному совету. Если Великий Хан узнает ваше имя, вероятно, ему также следует знать мое.

– Мне это по нраву. Правда. – Эсэнь улыбнулся и набросился на пропаренного с женьшенем цыпленка с проснувшимся аппетитом.

Двери дома хлопали и гремели так, будто это делали разгневанные призраки, пока Оюан ел вместе с сыном убийцы его родных, с человеком, дороже которого для него не было никого на свете.

Накидки Оюана и Шао хлопали на ветру, когда они шли по территории дворца. Буря снова превратила весну в зиму, а опавшие цветы во внутренних дворах почернели. Оюан был мрачен: он всегда страдал от холода.

– Я буду сопровождать Великого князя Хэнань, господина Эсэня и господина Ван на Весеннюю охоту Великого Хана. Это будет началом. Мне нужно, чтобы вы все подготовили в мое отсутствие.

– Значит, время пришло. Вы готовы действовать? – Холодный взгляд, которым одарил его Шао, был совершенно неуместным, так как это нижестоящий командир смотрел на вышестоящего. Но Оюану было безразлично, нравится он Шао или нет, питает тот к нему отвращение или нет, лишь бы сделал то, что нужно.

Не успел он ответить, как они свернули за угол и увидели господина Ван, быстро шагающего к ним через внутренний двор.

– Здравствуйте, господин Ван. – Оюан и Шао одновременно поклонились.

– Генерал, – произнес господин Ван, чуть наклонив голову. – Неожиданная встреча. Вчера ночью дождь затопил и разрушил несколько деревень. Пришлите мне два батальона солдат, чтобы немедленно восстановить дороги и дренажные канавы. – Он промчался мимо.

– Мой господин. – Оюан поклонился в знак повиновения и продолжил свой путь. Воспоминание о недавнем приливе сочувствия к этому человеку заглушило его обычное раздражениев его сторону.

Торопливо шагая вслед за Оюаном, Шао спросил:

– Вы действительно позволите нашим солдатам отложить приготовления ради рытья канав?

– А вы бы нажили в его лице врага на весь мертвый сезон? У меня нет желания заполнять по пять листов бумаги на каждую лишнюю выпущенную стрелу. – Оюан нетерпеливо тряхнул головой: – Пусть берет батальоны, у нас достаточно времени.

– Вы слишком легко принимаете его неуважение к вам. Вы генерал, а он человек, который даже не желает вести себя как мужчина. Почему вы до сих пор позволяете унижать себя, как слугу?

Оюан подумал, что господин Ван уважает его больше, чем Шао. Он ответил:

– Какое мне дело до того, как со мной обращается господин Ван? Он так ведет себя только потому, что понимает: никто не принимает его всерьез. Даже его собственный отец ненавидит и порицает его.

– А господин Эсэнь?

– Эсэнь ни к кому не питает ненависти, – сказал Оюан, ощутив укол знакомой боли. – А следовало бы. Это усыновление было глупой ошибкой. Чаган должен был это понимать. Корни уничтожить невозможно. Как мог бы господин Ван прославить род Чагана? В нем течет кровь его отца.

– Наша кровь, – произнес Шао.

Кровь. Кровь его отца в его венах. Кровь его предков. Услышав эти слова, сказанные вслух, он испытал такой шок, будто рядом ударила молния.

– Никогда не разрешай никому услышать, что ты это говоришь, – резко сказал он. – Когда я уеду, ты будешь командиром. Ты должен быть верен Великой Юань, только это все должны видеть. Ты понимаешь?