— Аньес… Открой! Немедленно открой! Прошу тебя открыть!
Прислушиваясь, мы оба пригнулись, так что чуть не соприкасались головами.
— Вот что значит играть с огнем, — выдавила Элен.
Голос ее дрожал от гнева. Я снова подергал ручку. Дверь была заперта на ключ.
— Аньес! Если ты…
Дверь отворилась. В проеме показалась Аньес.
— Ага! Вот и вы, — с каким-то презрительным вызовом сказала она. — Ну что ж, входите. Смотрите.
На ковре у окна была распростерта женщина, ее посетительница: голова покоилась на подушке, глаза и лоб были прикрыты мокрым полотенцем. На столике рядом с ней стояла деревянная повозка с лошадкой — одна из тех грошовых игрушек, по которым дети сходят с ума.
— Она лишилась чувств, — спокойно объяснила Аньес. — Мне не удается привести ее в сознание.
— Ты спятила! — с криком набросилась на нее Элен. — Эта женщина может умереть…
— Да нет же. Что будем делать?
— Может быть, позвать доктора? — предложил я.
Элен передернула плечами:
— Доктора? Чтобы нарваться на скандал?
Она встала на колени и без церемоний подняла женщине голову.
— Одеколон, быстро!
Пока Аньес ходила за одеколоном, Элен торопливо сообщила:
— Она уверяет, что обладает даром провидения. И находит таких же сумасшедших, которые ей верят… Вот вам и результат! Мне надо было с самого начала поставить вас в известность, Бернар, но такие вещи нелегко говорить… Ага, вот и одеколон!
Аньес принесла пузырьки, полотенца.
— Ну все, моя дорогая, — угрожающе зашипела Элен. — Довольно с меня всей этой публики, желающей знать больше, чем остальные смертные. — Она то и дело плескала себе на ладонь резко и возбуждающе пахнущим одеколоном и терла незнакомке лицо.
— Как будто настоящего мало! Нет, им подавай еще и будущее. Чушь!.. Поднимите ее, Бернар.
Я приподнял безжизненное тело молодой женщины. Элен раза четыре с безудержной злостью хлестнула ее по щекам.
Аньес хотела вмешаться.
— Ты заслуживаешь того же, — вновь закричала Элен. — До сих пор я терпела, но терпению пришел конец, слышишь?
— Я имею право…
— Никакого права… Или веди себя как полагается, или уходи и шатайся по ярмаркам с доморощенными бардами и шпагоглотателями.
— Ах вот как! Ты мне осточертела… Надоело подыхать с голоду. Семья, традиции — это все прекрасно, но давно устарело, уверяю тебя.
Кто-то старательно упражнялся на рояле. Мне было тяжело держать женщину, и я предложил:
— Может быть, положим ее на постель?
Но сестры не слушали меня.
— Мне стыдно за тебя, — продолжала Элен. — Дурачить людей! Водить их за нос! Лгать ради собственного удовольствия!
— Я не лгу. Я даю им каплю счастья, если ты способна это понять. Я рассказываю им об их пропавших родных.
— Нет, вы только послушайте ее! Она могущественнее священника, вообще всех на свете! Мне явно пора вмешаться, милочка.
— Оставь меня в покое. Я буду делать то, что хочу. Я у себя дома.
Молодая женщина пошевелилась, открыла глаза.
— Тише, — сказал я. — Она вас слушает.
— Вот именно, — крикнула Аньес. — Замолчи! Пусти меня к ней…
— Почему она потеряла сознание? — поинтересовался я.
— От волнения. Я рассказывала ей об ее умершем сыночке… Я его видела, ее маленького Роже…
— Роже! — повторила незнакомка и вновь залилась слезами. Я не без труда поднял ее и усадил в кресло.
— Ну что, вам получше?
— Кажется, да.
Элен взяла ее за руку.
— Сейчас вы отправитесь домой, — тоном, не терпящим возражений, сказала она. — Выбросьте все из головы. Будьте стойкой, а сюда больше не возвращайтесь: все, что вам здесь наговорили, неправда. Я не знаю, где ваш маленький Роже, и никто не знает. Никто не может его видеть. Это тайна, которую нужно уважать!
Женщина повернула к Аньес искаженное отчаянием лицо. Аньес побелела и твердо заявила:
— Я его вижу.
— Уходите, — взмолилась Элен. — Бернар, помогите ей.
— Вы против меня, Бернар, — сказала Аньес. — А ведь вы лучше любого другого знаете, что я говорю правду.
Элен подняла с ковра шарф и быстрыми движениями повязала им голову посетительницы, застегнула ее черное пальто, засунула в сумку деревянную тележку и подтолкнула женщину к выходу.
— Роже!
— Смелее! — подбадривала Элен. — Идите… Вы же можете идти, верно?
— Выбрось ее на улицу! — крикнула Аньес.
— Бернар, идите вперед. Предупредите меня, если на лестнице кто-то есть, — попросила Элен.
Я открыл входную дверь.
— Никого!
Элен отпустила женщину.
— А теперь уходите. Я запрещаю вам возвращаться.
— Да, мадам.
Мы прислушивались к ее неуверенным шагам. Сверху мне было видно белое пятно. Это ее рука скользила по перилам.
— Не стоит здесь задерживаться, — шепнула Элен и вздохнула. Теперь догадываетесь, какое удовольствие я получаю от уроков музыки?
— Давно это длится?
— Два года. Ее научила этому одна подружка. Сперва я не вмешивалась: думала, ребячество. А потом она накупила книг, стала принимать людей, которые мне не по душе. Видела, что я не одобряю все это, но гнула свое. Особенно когда поняла, что за счет доверчивости стольких горемык можно поживиться. Какая семья в такое время кого-нибудь не потеряла?
— Но… как она нашла подобную клиентуру?
— Ба! Такие вещи передаются из уст в уста, в очередях, да где угодно!