Та, кто задает вопросы

– Вы должны переехать ко мне. У меня вы будете в безопасности. Вам будет спокойно у меня, девочки, – говорила пани Святослава, не сводя с меня тревожного взгляда.

Она смотрела и смотрела, словно никак не могла запомнить черты моего лица. Словно я была удивительной картинкой, смысл которой ускользал от ее внимания.

– И я тоже? – пролепетала удивленная Снежана и почему-то попятилась, прихрамывая.

– И ты тоже. У вас должен быть нормальный дом. У всех должен быть нормальный безопасный дом, девочки, – говорила пани Святослава. У нее был довольно быстрый украинский с заметным польским акцентом, но я ее очень хорошо понимала.

– А мама? Что с моей мамой? – забеспокоилась сестра.

– Не знаю. Я действительно не знаю, детка. Но вряд ли ей позволят жить с вами. Вряд ли она сможет о вас заботиться.

– Но почему? Почему? – не унималась Снежанка.

– Потому что она мертва, – сухо и мрачно проговорили в дверях, и в кухню вошел Матвей.

Он был уставший, похудевший и поникший. Футболка порвана, под ухом – кровавая царапина, на руках – следы от укусов пауков, этакие здоровенные красные шишки, словно на моего друга накинулись громадные комары размером со слона.

– Что значит – мертва? – переспросила Снежанка, и я вдруг поняла, что сама едва вникаю в слова от усталости.

Все казалось нереальным, странным, чужим. Словно черно-белые картинки в старом комиксе. Я, не переспрашивая, кинулась к другу и крепко обняла его, уткнувшись носом в грудь, в небольшую впадинку у плеча. Почувствовала запах пота и зверя – адскую смесь ароматов – и еще крепче прижала к себе Матвея, боясь, что он вдруг ускользнет из моих объятий.

– Слава богу, ты жив, – глупо повторила я слова своей бабушки и едва не разревелась.

– Я жив. Марьян тоже жив. Мы все живы. Кроме Луш, их ведьмы и вашей мамы. Она умерла. Ее никто не убивал, она умерла сама, едва дух, овладевший ее телом, улетел. Без души никто не может жить, – тихо проговорил Матвей и устало качнулся.

– Пошли, тебе надо отдохнуть. Просто сядь, и я сделаю тебе кофе. И поешь шоколада.

– Я хочу в душ. От меня воняет клятым медведем, – произнес Матвей и, стянув через голову разорванную футболку, кинул ее в мусор.

Я увидела длинные кровавые царапины на его торсе и ахнула.

– Что значит «без души»? – напомнила о себе Снежан-ка. – И как это умерла? Наша мама не могла умереть.

– Все однажды умирают. Некоторые раньше, некоторые позже. Не ахай, Мирослава, это просто царапины. Сначала я помоюсь. Успокой свою сестру, она же рыдает.

Снежанка действительно залилась слезами, покраснела, и я поняла, что истерика на пороге. Кинулась к ней, сунула в руки конфету и обняла, зашептав на ухо, что буду с ней, не оставлю ее и бояться ничего не надо.

– Мы будем всегда вместе, понимаешь?

– Она наша мама, – бормотала в ответ сестра.

На это у меня не было ответа. Потому что проливать слезы по матери я была не в силах. Не было даже грусти, лишь какая-то обреченная усталость и пустота. Возможно, мне надо было просто отдохнуть. Лечь и поспать. А может, услышать голос Марьяна и понять, что с ним тоже все в порядке.

Снежанка рыдала у меня на плече, пани Святослава поторапливала нас, приговаривая, что помыться можно и у нее дома. Но Матвей уже плескался в душе, и мы дождались, когда он выберется оттуда, чистый, взлохмаченный и невероятно бледный.

– Едем ко мне, прямо сейчас едем ко мне. Не надо никаких вещей, у меня в доме все есть. У меня все есть для вас, девчата, – приговаривала моя бабушка.

И мы наконец вышли из дома. Я придерживала хромающую сестру, Матвей закрывал за нами кухонную дверь и вешал на ручку какой-то новый странный оберег.

За воротами нас ждала белая «ауди» с водителем – пожилым усатым мужчиной в белой кепке. Водитель улыбнулся и, едва мы устроились на заднем сиденье, а пани Святослава – на переднем, весело сказал:

– Поехали, девчата.

И мы поехали.

3

Дом пани Святославы находился на самой окраине городка, с той стороны, где шоссе поворачивает на Тернополь. За кованым забором, окруженный яблонями и грушами, он словно плыл над зелеными кронами, как корабль по волнам. Красная крыша, белые трубы. И повсюду – розовые кусты. Вдоль дорожек, вдоль забора и даже вокруг стальных прутьев вились плети с розовыми и красными бутонами.

Едва мы приблизились к особняку по выложенной брусчаткой дорожке, как двери открылись. Нас встретила женщина в белом переднике.

«Прямо как в фильмах про старину», – подумала я, оглядывая белые двустворчатые двери.

– Это моя домохозяйка Марта, – представила женщину бабушка. – Она помогает готовить и убирать. Марта, это мои внучки и Матвей. Про Матвея ты знаешь, верно?