Табак

В глазах его блуждала тупая беспомощная растерянность. Затуманенный алкоголем рассудок работал медленно и неуверенно. Ирина подумала, что даже сейчас, когда Борис походит на одинокою обессилевшего хищника, алчность его снова восторжествует над чувством к единственной женщине, которую он любил. Даже в этот миг. когда его терзали страхи и он топил в алкоголе страшные воспоминания о своих преступлениях, когда предчувствовал свою гибель и нуждался в помощи близкого человека. – даже теперь перед ним неотступно стоял золотой призрак «Никотианы», искалечившей ему жизнь. По так только казалось – замедленная восприимчивость пьяиипы была обманчива. На самом деле Борис понял, что «Никотиана» увлекла его на дно пропасти, спохватился, осознал свое страшное одиночество в мире, где правит только один закон – закон прибыли. У него не было ни семьи, ни близких. В ею опустошенной, отравленной табаком душе не было места для человеческих чувств, свойственных простым людям. Он отринул больную жену, почти забыл родителей, свел в могилу брата, продал любовницу, притеснял, запугивал, унижал сотни людей, обрекал на хронический голод тысячи рабочих. Он был одним из тех подлинных властителей, которые вот уже много лет управляли страной. Все ему подчинялись, но никто его не побил. И вот теперь основы мира, который вознес его на вершину. могущества, пошатнулись. Угнетенные готовились к решительному удару, и надвигался всеобщий крах, который грозил смести и «Никотиану». Будущее рисовалось Борису в смутном и неясном свете, оно сулило только страхи, бездействие, неврастению, против которых оставалось единственное средство – алкоголь, а он неминуемо должен был привести к безумию и гибели. Никогда, никогда в жизни Борис так не тосковал по близкой живой душе, которая любила бы его и спасала от невыносимого одиночества! Близкой душой для пего могла быть только Ирина. Вся «Никотиана» и все его успехи ничего не стоили по сравнению с этой женщиной. Впервые в жизни он понял, в чем его ошибка. Но жизнь его была разбита, искалечена, и признание своих ошибок уже потеряло всякий смысл. Даже запоздалый, мрачный порыв его внезапно пробудившейся. любви был осквернен эгоизмом – чувством, которое всегда руководило Борисом. Секундой позже он уже не кричал, а ревел в исступлении:

– Вот как?… Вот что ты задумала, гадина? Собралась, значит, прогуляться с любовником па остров. Но я не позволю, слышишь?… Не позволю тебе и шагу ступить отсюда!.. К чертям Кондояниса… и сделку… и Германский папиросный концерн… и гестапо!.. Ничего я не боюсь.

И он несколько раз прокричал во весь голос:

– Ничего!.. Ничего!..

Неужели это Борис?… Вначале Ирина приняла его слова за яростные выкрики пьяного, но скоро поняла, что пришел тот долгожданный миг, о котором она мечтала столько лет. Наконец-то в нем проснулось что-то человеческое – проснулась любовь, хоть и обезображенная эгоизмом, хоть и явившаяся в личине разрушительной животной ревности. Наконец он понял, что она, Ирина, дороже и «Никотианы», и сделок, и фон Гайера, и Германского папиросного концерна!.. Ирина слегка разволновалась, почувствовала гордость, злорадство, но только не радость. Теперь победа не имела для нее никакой цены… Двенадцать лет бесчестной, напряженной жизни превратили Бориса в развалину, а сердце Ирины было опустошено алчностью, сладострастием и ложью. Табак отравил их обоих!.. На что ей была сейчас его любовь?… Только швейцарские франки, доллары и гульдены, которые он перевел в заграничные банки, еще могли принести ей какую-то пользу. С другой стороны, и перспектива таскаться повсюду с одряхлевшим, ревнивым и больным неврастенией мужем тоже была не слишком приятна. Впрочем, она могла и просто-напросто бросить его, как ненужную вещь. За последние годы она скопила себе целое состояние: драгоценности, швейцарские франки, доллары и гульдены. Таким образом, Борис стал для нее лишним, настолько лишним, что его можно было отшвырнуть хоть сейчас.

– Не кричи! – проговорила Ирина вполголоса. – Я завтра же уеду в Софию.

– Чтобы там развратничать? Так, что ли?

– Нет, – ответила она. – Чтобы потребовать развода.

– Что? – вскричал Борис сорвавшимся голосом. – Развода? – Его мутные глаза широко раскрылись, а тело содрогалось от пьяного смеха. – Славную сделку ты придумала, мошенница!.. Иск о возмещении убытков и требование обеспечения, а?

– Дурак! – оборвала она его с презрением. – Мне не нужны твои деньги.

– Неужели ты думаешь, что я соглашусь?

– На что?

– На развод.

– Меня не интересует, согласишься ты пли нет. Я уйду от тебя потому, что ты мне опротивел… Мне осточертел твой невыносимый характер, твое пьянство и твои скандалы… Что бы ни решил суд, я не останусь под одной крышей с тобой.