Табак

Борис, под солдатским одеялом, неподвижно лежал в душной комнате. Состояние его не изменилось с тех пор, как его оставил Костов. Лицо у него было мертвенно-бледное, волосы, мокрые и слипшиеся, блестели от пота. С помощью Костова врач расстегнул ему рубашку и приложил ухо к его груди.

– Кома! – сухо произнес он, вынув из своей сумки шприц.

– Что это значит? – спросил Костов.

– Бессознательное состояние при остром инфекционном заболевании. Очевидно, у пего тропическая малярия. Вы из Каваллы приехали?

– Да, из Каваллы.

– А хинин он принимал?

– Нет. Но он много пил.

– Слишком?

– Да, чрезмерно.

Врач холодно усмехнулся.

– Это и осложнило его болезнь, – сказал он. – Я сделаю ему укол кардиазола.

– Как мне с ним поступить?

– Лучше всего немедленно перевезти его в Каваллу или оставить тут, и пусть его лечат немецкие врачи. О миллионерах везде хорошо заботятся.

Врач воткнул иглу в руку Бориса.

– Сердце у него, как испорченный насос, – сказал он через некоторое время и, положив шприц, закурил.

– Я предпочитаю отвезти его в Каваллу, – сказал Костов. – У него жена – врач.

– Знаю, – неожиданно отозвался доктор.

– Вы с ней знакомы?

– Слыхал о ней. Она известна в нашей среде тем, что устроила на службу в Софии всех своих товарищей по университету.

– Это неплохо! – заметил эксперт, стараясь защитить Ирину.

– Да, – сказал врач, – С ее помощью человек десять пижонов и негодяев сделали карьеру.

Он сделал Борису второй укол, и больной медленно начал приходить в себя. Теперь он дышал глубже – грудь его опускалась и поднималась, с лица постепенно сошел синеватый оттенок. После того как сирены прогудели отбой, улица ожила, со звоном проехал трамвай, и Борис открыл глаза – мутные, налившиеся кровью, дикие. Он сдавленно прохрипел что-то, потом стал бормотать бессвязные слова.

– Машины… – бредил он. – Это мошенничество… Я требую уплатить мне франками…

Врач усмехнулся.

– Предсмертная спекуляция! – задумчиво произнес он.

Больной уставился на него, и в его взгляде отразился постепенно нарастающий ужас.

– Это Стефан!.. – закричал вдруг Борис. – Стефан! Убирайся отсюда, сволочь!

Он внезапно приподнялся на кровати и, нащупав пепельницу на ночной тумбочке, изо всех сил запустил ею в призрак. Жестяная пепельница ударила врача в грудь и упала на пол. Борис не кричал, а ревел, отчаянно, хрипло:

– Я не виноват!.. Нет!.. Нет!..

Призрак Стефана исчез, но вместо него появились другие. Борис вдруг почувствовал запах бензина. Этот запах, перенеся его через бездну времени, вернул к дням большой стачки табачников. Он увидел склад «Никотианы» в своем родном городе, а на тротуаре перед складом – освещенный лунным светом труп исхудалого, бедно одетого юноши. На шее его зияла пулевая рана, в двух шагах валялся бидон.

– А-а, вот откуда шел запах бензина!.. Саботажник!.. Будешь поджигать мой табак, а? Охранникам по две тысячи левов и по бутылке водки!

Больной зловеще расхохотался и заговорил с властной самоуверенностью, как десять лет назад:

– Инспектор, немедленно уберите труп! Я не допущу никаких свидетелей, никаких дурацких судебных разбирательств… Иначе пожалуюсь на вас министру.

Костов вскочил со стула и схватил его за плечи.

– Замолчите! – прошептал эксперт с ужасом. – Замолчите!

– Как так? – огрызнулся Борис. – Я плачу налоги не для того, чтобы содержать полицию из трусов! Или у нас государство, в котором частная собственность неприкосновенна, или…

Костов закрыл ему рот рукой.

– Оставьте! – сказал врач. – Пусть говорит! Я не намерен ничего запоминать.

– Все это вздор! – пробормотал эксперт. – Бред.

– Конечно, – сказал врач.

Чтобы не быть у Бориса на виду, он стоял у другой кровати и спокойно наливал в свою зажигалку бензин из бутылки, забытой здесь прежним обитателем комнаты. Не зная, что делать, Костов присел на стул. Борис все бредил. Он говорил теперь про какие-то уловки Торосяна, про то, что армянин сбывал чиновникам французского торгового представительства сущую дрянь. Монологи его становилось все короче, произносил он их все реже и наконец, обессиленный, уснул.

– Кто этот Стефан? – спросил доктор.

– Его брат, – неохотно ответил эксперт.

– Почему он его так боится?

– Семейная трагедия! – Костов вытер потное лицо, затем взглянул на доктора и добавил сердито: – Вы допрашиваете меня, словно комиссар.

– Нет, я пока еще не комиссар. – Доктор нахмурился. – Все это мне не интересно. Голова у меня и без того битком набита трагедиями, так что новые мне ни к чему. Что вы намерены делать с этим человеком?

– То, что вы мне посоветовали. Хочу перевезти его в Каваллу.

– Не знаю, ходит ли еще поезд между Пороем и Салониками… У вас есть машина?

– Да. Один грек обещал дать нам машину. А если не даст, я вызову из Каваллы свою.

– Все это нужно сделать не позже завтрашнего утра.

– Едва ли мы успеем. Больной должен прийти в сознание и подписать тут один договор.

– Опять сделки! – Доктор засмеялся. – Да вы, кажется, бредите не меньше больного. Вам известно, какая тут обстановка?

– Известно, – буркнул эксперт. – Советский Союз объявил нам войну.