Табакерка Робеспьера

Робеспьер поднялся на трибуну, обвел толпу пронзительным взглядом, откашлялся и заговорил:

– Братья мои! Жители революционного Парижа! Граждане великой Франции! Может быть, вы спрашиваете себя сегодня: для чего нам нужен этот новый праздник? Что это за Верховное Существо, которому мы должны воздавать почести? Еще вчера нам говорили, что религия – опиум для народа, что вера в Бога унизительна для свободного человека, для настоящего революционера, – а сегодня нам говорят о каком-то Верховном Существе? Не есть ли это новое название для прежнего культа? Не есть ли это маска, под которой скрывается религия? Не есть ли это лазейка для контрреволюции?

Оратор сделал эффектную паузу, оглядел притихшую толпу и продолжил:

– Поклонение Верховному Существу – это вовсе не то, что вера в Бога. Вера в Бога делает человека рабом, рабом суеверий и предрассудков, рабом жадных священников и жирных епископов, вера же в Верховное Существо – это свободный выбор свободного человека, в ее основе – вера в разум и справедливость...

Вдруг речь Робеспьера была прервана самым неожиданным и неприятным вмешательством. На свободную площадку перед трибуной выбежала пожилая женщина с растрепанными волосами, в разодранном платье и стоптанных башмаках. Участники церемонии узнали в ней городскую сумасшедшую, Катрин Тео.

Катрин пыталась вскарабкаться на трибуну, но Анрио оттолкнул ее. Катрин упала на песок, тут же поднялась на четвереньки и снова поползла к трибуне, вытянув вперед морщинистые руки.

– Пустите меня к нему! – голосила она. – Пустите меня к моему сыну! Пустите меня!

Двое полицейских оттащили ее в сторону. Они вопросительно смотрели на Анрио, ожидая приказаний.

– Пустите меня к моему сыночку! – кричала Катрин. – Иисус, дитя мое, скажи этим извергам, чтобы они пропустили меня! Или ты меня не узнаешь? Это ведь я, твоя мать, Мария! Иисус, это я родила тебя и выкормила своим молоком!

Она разорвала свое ветхое платье и выпростала худую морщинистую грудь.

В толпе зрителей вновь поднялся смутный ропот. Анрио растерянно переглядывался с Сен-Жюстом. Полицейские, не получив прямого приказания, пытались оттащить сумасшедшую в сторону, но та вырывалась, истошно голося:

– Уберите свои грязные руки, слуги Ирода! Неужели вы не видите, кто перед вами? Это же я, Богоматерь! Пропустите меня к моему дорогому сыночку!

Анрио наконец решился: перезарядил пистолет и направил его на сумасшедшую. Но Робеспьер схватил его за руку: