Табия

Волдеморт тем временем не спеша пересекает небольшое пространство и опускается в кресло. Гарри удаётся разглядеть, что на нём надета простая чёрная рубашка и лёгкая длинная мантия без застёжки, без украшений, гербов или других знаков отличия. Он наконец находит в себе силы посмотреть ублюдку прямо в лицо. Глядя на молодую светлую кожу, на чёрные локоны и на азартно блестящие тёмные глаза, он вдруг понимает, что отныне про себя сможет называть Волдеморта только Томом Риддлом.

Пауза затягивается, а Гарри всё никак не может отвести взгляд от юного лица, которое он так хорошо запомнил со второго курса. Тишина в зале гробовая, и он слышит только собственное прерывистое дыхание. Пальцы начинают предательски подрагивать, скулы сводит от сильного желания прервать зрительный контакт, но он продолжает стоять, вскинув голову. Нельзя позволять себе подобной слабости. Но Риддл тоже не намерен отводить глаза первым. Его взгляд спокоен и даже величественен, а на губах играет надменная улыбка. Гарри больше не может выдерживать этот пронзительный взгляд и уже готов зарычать от досады на себя, как вдруг к креслу осторожно приближается Эйвери, и Риддлу приходится переключить внимание на него. Гарри опускает голову и облегчённо выдыхает.

Эйвери что-то шепчет своему господину. Тот слушает с полным равнодушием, лишь в конце усмехается и спрашивает:

— Надеюсь, не сильно?

Эйвери качает головой и отступает назад. Риддл переводит задумчивый взгляд на Гарри, и его улыбка становится шире.

— Ну, здравствуй, Гарри, — отвратительно приторным голосом произносит он, как будто приветствует старого приятеля. — Хочу извиниться перед тобой за поведение Руперта, — он коротко смотрит в сторону Эйвери. — Я просил его быть вежливым, но у него весьма специфическое представление о гостеприимстве, — он делает недолгую паузу. — Ну, что же ты молчишь, Гарри? Добро пожаловать.

Гарри старается смотреть куда угодно, только не в глаза Риддлу. Сколько раз он мечтал о том, как выкрикнет убивающее проклятие, глядя прямо в красные змеиные зрачки. Но внимательный взгляд чёрных глаз из-под длинных ресниц настолько сбивает с толку, что становится не по себе.

— Да, Гарри, — тянет Риддл с наигранным сожалением и откидывается на спинку кресла. — Белла сказала мне, что ты так рвался в гости, что даже оглушил одного из ваших людей. Я принял тебя в своём доме по всем законам гостеприимства… — По залу разносятся тихие подобострастные смешки. — А ты даже не хочешь поздороваться? Где твои манеры, Гарри? — насмешливо добавляет он.

Гарри лихорадочно соображает — молчать вовсе не в его интересах, если он намерен хорошо сыграть свою роль. Поэтому он собирается с духом, набирает в лёгкие воздуха и внятно отвечает:

— Добрый день. Если я правильно угадал с временем суток.

Он надеется, что фраза прозвучала презрительно, но, судя по смешкам за спиной, кажется, жалко.

— О! Да ты умеешь говорить, — делано удивляется Риддл, и тут же несколько слуг, включая старшего Малфоя, угодливо посмеиваются.

Чувствуя спиной десятки взглядов, Гарри медленно расправляет плечи и вздёргивает подбородок.

— Что привело тебя ко мне? — спрашивает Риддл насмешливо.

Гарри отводит глаза и медлит несколько секунд. Он пытается представить, что должен чувствовать, если бы действительно отвернулся от Дамблдора, и вдруг его охватывает обида на старика, который согласился бросить его в логово Пожирателей.

— Дамблдор, — уверенно отвечает он, вновь глядя на Риддла.

— Дамблдор? — тёмные брови ползут вверх. — Значит, ты пришёл не по собственному почину? Ты парламентёр? — Эйвери начинает мерзко похрюкивать от смеха.— Что же ты раньше не сказал? Мы бы оказали тебе куда более тёплый приём.

— Я не парламентёр, — отвечает Гарри, стараясь подавить ярость. — И меня никто не присылал. Я хотел попасть сюда, чтобы… — он запинается и вздыхает. — Чтобы заключить с тобой сделку.

Он не успевает понять, когда Эйвери оказывается рядом и с силой бьёт его кулаком под рёбра, в больной бок. Гарри вскрикивает от неожиданности и сгибается пополам. На глаза тут же наворачиваются слёзы.

— Если ещё раз позволишь себе так обратиться к Лорду, я вырву твой поганый язык, ничтожество, — шипит Эйвери над ухом и хватает его за волосы, заставляя распрямиться.

— Руперт, — журит Риддл. — Полагаю, ты не объяснил нашему гостю правила, а уже наказываешь за их нарушение.

— Прошу прощения, мой Лорд, — тихо бормочет Эйвери и обращается к Гарри уже громче: — К Тёмному Лорду обращаться «милорд». С почтением. Ты понял меня?

Он наклоняется так близко, что Гарри снова обдаёт смесью запахов пота и табачного дыма. Боль и злость настолько мешают самоконтролю, что, глядя на Эйвери исподлобья, он цедит сквозь зубы:

— Он мне не Лорд!

Эйвери изумлённо распахивает глаза и уже заносит кулак для второго удара, как вдруг резкий холодный голос заставляет его замереть: