– Не вы? – искренне изумилась я. – А этот человек мне сказал, что как раз вы и ваш пищевой отдел это все и расследовали. Понимаете, Константин Георгиевич, за этим делом стоит явный криминал, я это чувствую. А раз криминал, значит, у пострадавших во время этого дела вполне могли быть причины убить санитарного врача. Как хотите, но или я последняя дура, или это ниточка к раскрытию тайны!
Тут Маслин словно очнулся от задумчивости и пристально посмотрел на меня.
– Послушайте, а кто вам, собственно, рассказал про это ЧП двухмесячной давности?
– Один мужчина в автобусе, – ответила я. – Я даже не знаю толком, кто он, бородатый такой, средних лет.
– Бородатый? – повторил Маслин со вздохом. – Вот видите, неизвестно каким бородатым субъектам вы верите, а мне – нет.
– Но почему же я вам не верю, Константин Георгиевич? – вырвалось у меня. – Я делаю все, как вы советуете. Моя вина, что так ничего и не удалось выяснить.
– Ну а если выяснять попросту нечего? Если эта ваша Андреева во всем виновна, как это полагают в милиции, как это считают все? Вы решили, что преступник – это непременно изощренный выдумщик, что он придумал сверхсложнейшее, хитроумно закрученное преступление, поэтому ничего и не можете распутать. На самом же деле убийца был просто олух и наивный дурак и сделал все наиглупейшим образом, так, чтобы сразу все обо всем догадались. По-вашему, что, такого не бывает?
Признаться, в тот момент я почувствовала полную растерянность и совершенно не нашлась, что ответить заведующему пищевым отделом. Все мои доводы в пользу невиновности Надежды Андреевой вдруг улетучились, и мне стало казаться, что, может быть, Маслин и прав. С чего это я вообразила, что убийство надо распутывать после того, как все распутала милиция?
– И что же теперь делать? – это все, что я смогла вымолвить.
– Ладно, приходите завтра ко мне на работу, я вам еще адреса ресторанов дам, – вздохнул Константин Георгиевич. – Если уж вам так непременно хочется играть в следователя уголовного розыска. Пойдете, еще там поспрашиваете. Но только не удивляйтесь, если вас опять будут гнать в шею.
– Огромное вам спасибо, Константин Георгиевич! – Еще немного, и я бы бросилась ему на шею.
– Но только вы обязательно возьмите адреса! И очень не советую вам ходить по ресторанам или кафе наугад, как вы это уже делали вчера…
– Но мы только зашли посидеть!
– Я все понимаю! Поймите и вы: сейчас лето, и если считать вместе с летними, открытыми, импровизированными кафе и прочими забегаловками, то в нашем городе зарегистрировано – знаете, сколько? – двести семнадцать объектов, имеющих лицензию на кормление граждан едой собственного производства.
– Двести семнадцать? – недоверчиво переспросил мой супруг Володька. Его, как и меня, удивила эта цифра. – И что, у них у всех находятся посетители?
– Ну, этого уж я не знаю, – усмехнулся Маслин. – Наверное, находятся, если они лицензию взяли. Лицензия слишком дорогое удовольствие, чтобы ее брать просто так, от нечего делать, не надеясь на ней что-нибудь заработать. Так что, сами понимаете, – тут Константин Георгиевич обернулся и пристально посмотрел мне в лицо, – до какой степени это бессмысленное дело, ходить по ресторанам и кафе наугад. Их слишком много, просто не в человеческих силах обойти все. Так ничего вы не узнаете, только зря теряете время. Крайне не советую вам делать этого.
На подиуме возле открытой могилы теперь стоял и говорил речь другой дядечка, коренастый, плотный, похожий на бывшего борца-самбиста.
– Вот еще один важный гусь, – усмехнулся, кивнув в сторону выступающего, Маслин. – Замминистра здравоохранения области. Много начальства на похороны нашего Димки приехало, ничего не скажешь. Того и гляди, сам губернатор пожалует.
– Однако как долго же это продолжается, – вполголоса заметил муж. – Самому сдохнуть можно.
– А как же вы хотели, конечно, долго, – сказал заведующий пищевым отделом. – Чем солиднее похороны, тем больше на них трепа, тем дольше приходится ждать, пока бренные останки наконец-то зароют в землю.
Константин Георгиевич снова усмехнулся, вытирая при этом свою багрово-красную шею и лицо платком. Небо было пасмурное, снова начал накрапывать мелкий дождик, но прохладнее от этого не становилось. Наоборот, в полном безветрии на открытом пространстве кладбища жара и духота стали невыносимыми.
– Послушайте, Константин Георгиевич, – сказала я. – Здесь очень много коллег и знакомых Верейского. Вы можете сказать, в каких отношениях он был с ними со всеми?
– В нормальных деловых отношениях! – Маслин обернулся, посмотрел на меня пристально, потом добавил: – Со всеми людьми, которых вы здесь видите, будьте, пожалуйста, очень осторожны, они еще похлеще, чем работники ресторанов. Имейте в виду, необоснованного подозрения в убийстве никто из них вам не простит.
– Но я никого и не подозреваю! – попыталась возразить я. – Просто хочу с ними побеседовать, расспросить, может быть, они дадут мне какую-нибудь зацепку.