Таблетки от жадности

– Еще он мне советовал держаться подальше от одной телеведущей, – сказала Верейская столь же агрессивно, в тон Валере. – Постойте, как же ее фамилия? Я же не смотрю почти телевизор-то, особенно местные программы.

Мне стало вдруг холодно от этих слов. Показалось, еще немного, и мать Дмитрия вспомнит, что телеведущую зовут Ирина Лебедева, и выгонит нас троих отсюда в шею. Надо помешать ей вспомнить это!

– А чем же она ему так не угодила, эта телеведущая? – спросила я осторожно.

– Чем не угодила? – переспросила Раиса Александровна, поднимая на меня глаза. – Так Константин Георгиевич говорил, что она связана с той ресторанной хозяйкой, которая отравила моего Димку. Говорил, что взятку от нее получила, чтобы на телевидении ее показать, и теперь всячески выгораживает ее, из тюрьмы вытащить пытается.

Я в изумлении смотрела в лицо мамы Верейского.

– Константин Георгиевич так и сказал?

– Ну, конечно! – несчастная мать, казалось, не замечала выражения моего лица. – Говорил, такая пробивная баба, сам черт ей не брат. Со всеми городскими ментами на дружеской ноге, при желании кого угодно из тюрьмы вытащит.

Некоторое время мы все трое растерянно смотрели друг на друга.

– Да уж, ничего себе! – проговорил, наконец, Костя Шилов. – Симпатичный человек этот ваш Константин Георгиевич!

– Ну да, очень симпатичный! – Раиса Александровна, не поняв интонации Костиного замечания, вдруг радостно улыбнулась. – Такой добрый, хороший, услужливый. А вам он что, не нравится? – спросила она, внезапно сделавшись серьезной. – Вы, кстати сказать, с ним знакомы?

– Была возможность познакомиться, – ответил Костя.

– Ах да, вы же были на похоронах, – сказала Раиса Александровна. – Впрочем, вы видели его там только мельком. Вот если бы вы познакомились с ним поближе…

– Думаете, подружились бы? – саркастически спросил Валера Гурьев.

Мать Верейского смотрела на него удивленно, а я как следует наступила ему на ногу. Своими сарказмами он всю беседу может испортить, неужели сам не понимает?

– Скажите, – решилась я и на следующий вопрос, – а в каких отношениях был ваш сын с Константином Георгиевичем?

– Димка? Вот это тоже интересно, – Раиса Александровна покачала головой. – Сначала все у них было нормально. Димка как устроился на санэпидстанцию работать, был ужасно доволен, говорил, какой замечательный у него начальник. А потом отношения стали как-то неожиданно портиться, Димка даже стал говорить, что Маслин негодяй.

– Ого! – присвистнул Валера.

– Ну да! – закивала мама Верейского. – Особенно последние два месяца он его терпеть не мог.

– Терпеть не мог? – переспросила я заинтересованно. – Если не секрет, в чем это выражалось?

– Да по-разному! – отвечала со вздохом Раиса Александровна. – Когда однажды Константин Георгиевич к нам домой пришел, Димка так неприлично себя вел, я прямо даже расстроилась. Спрашивала его: и чего ты на него взъелся, милейший, интеллигентнейший человек. Насупился, молчал, ничего не говорил. Сам не знал, что ответить.

– А у вас с Маслиным были очень тесные отношения, правда? – спросила я.

– Тесные? – Раиса Александровна смотрела на меня недоверчиво. – Что вы хотите этим сказать?

– Как так получилось, что о вашем сердечном приступе в пятницу вечером первым узнал именно Константин Георгиевич?

– Ну как, что за дурацкий вопрос? – Раиса Александровна возмущенно пожала плечами. – Он же был рядом со мной в этот момент, как же он мог про это не узнать?

– Константин Георгиевич?! – воскликнула я совершенно ошалело. – То есть как это он был рядом с вами?

– Очень даже запросто, – отвечала мама Верейского невозмутимо. – Он же мне и принес весть о гибели Димки. Подготовил меня, тактично так все рассказал. Если бы не он, я бы концы отдала, это уж определенно.

У меня было такое ощущение, что еще немного, и я сойду с ума.

– Подождите, подождите, – проговорила я, изо всех сил пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Ребята рядом со мной на диване даже смотрели на меня удивленно. – Итак, вы говорите, что во время вашего сердечного приступа Маслин был рядом с вами, так?

– Разумеется! А где ж ему еще быть?

– И сердечный приступ у вас произошел именно вследствие известия о гибели сына, верно?

– Ну да, конечно. Я что-то вас не пойму.

– Скажите, – продолжала я настойчиво, – а до этого с вами в тот день был еще один приступ?

– В тот же день? Да что вы! – Раиса Александровна покачала головой. – Два приступа в один день, шутка ли! Так бы я концы отдала, и никакая «Скорая» мне не помогла бы.

Я устало вздохнула и стала рассеянно смотреть в окно. В словах Раисы Александровны содержались такие кардинальные противоречия с тем, что я сама видела и слышала, что я не знала, что и думать.

– Скажите, Раиса Александровна, – решилась я, сама не зная зачем, задать еще и этот вопрос. – А в ту скорбную для вас пятницу ваш сын вам звонил? Я хочу сказать, в первой половине дня, до его прихода в тот злополучный ресторан?

– Да, конечно, звонил. Он мне обязательно несколько раз на дню позвонит, чтобы узнать, все ли со мной в порядке.

– Если не секрет, о чем вы разговаривали?