Таблицы неделимости 2

– Всё равно не пойму. Не нравится тебе быть циклопом, но зачем уродовать себя, один лишний глаз чего стоит. А тела, он меняет их, чуть ли не каждый месяц и ему нравится. Он сочиняет различные легенды, сам себе рассказывает и потом лепит этих немыслимых чудовищ: то кентавров, то горгон… Он обладает завидным непостоянством, забывает о своих увлечениях с такой же лёгкостью, как и начинает новое дело. Сначала создал Землю, я ему не мешала, потом выдумал дождь, и как пьяный Вакх, весь извалялся в грязи. Я думала забавляется, а он вылепил человека, это был первый урод, которого сделал «кукла», потом были другие, целая армия глиняных фигурок. И вместо того, чтобы скомкать все свои художества в большой глиняный шар, этот «кукла» вдохнул в них жизнь. Моё дело было наблюдать. Творения из грязи не стали чище, грязь родила существа с грязной душой и разумом. Грязь любыми путями пыталась вернуться к первозданному виду, которым она была до тех пор, пока руки создателя не коснулись материи, и это ей удалось. Я вернула «куклу» на Родину, и подчистила за ним его фантазии. Я всего вторую тысячу лет участвую в эксперименте, и ещё помню выражение лица бывшего надсмотрщика за эталонном. Я знаю, что «кукла» не виноват, но не знаю, на какой стадии эксперимента он подхватил эту болезнь. Ему везде и во всём мерещились люди – эти гомункулы, слепленные из грязи. Это была болезнь, «кукла» был болен, и я должна была присматривать за ним, но видимо из меня плохой надзиратель. В конце тысячелетия будет плановая калибровка луча, к этому времени эталон будет найден, я надеюсь. В последний раз его выловили в пространстве за несколько минут до взрыва. Это уже не первая из неудачных попыток «куклы» наделить грязь разумом. Предыдущий надсмотрщик насчитал их восемь и моих две, итого – десять раз его вытаскивали из небытия. Всё было хорошо, только дерьмо после него мне подчищать приходилось. Вот и сейчас, убежал, а ты ищи, куратор сказал, не найдёшь – следующей «куклой» будешь ты, и кто его знает, какие дефекты прилепятся к твоей генной памяти! Так что лепить людей – это ещё не самое страшное в мире космополитов.

Обидно, что меня поддержало всего три соплеменника, остальные ушли, посчитав мои попытки сделать из рабов цивилизованное общество – блажью и бессмыслицей, циклопы растворились в дебрях этой планеты точно так, как их конкуренты в войнах миров. Больше я их, в этом мире, не встречал. Сначала мы выбрали язык, потом стали обучать родившихся детей. Я не верил, такая удача случается раз в жизни, впервые мне в руки попало одно монолитное племя, доминирующее на всей планете и этим не имеющим собственной речи дикарям, выпал шанс возродить человечество. Обучение шло тяжело, были трудности с освоением, дикари даже сопротивлялись получению знаний. Но самой главной сложностью было то, что век человека короток, первоначально люди жили около шестьдесят лет, а то и меньше. Прошла смена трёх поколений, пока сформированное новое племя овладело языком. Время жестов, наскальных рисунков, похожих на каракули, с танцами возле костра ушло далеко в историю, мы смогли быстро и безболезненно пройти этот период. Нам спешить было некуда, мы не подгоняли время, только слегка корректировали. Всё равно, где-то на подсознательном уровне чувствовалась некоторая враждебность к нам со стороны людей. Мы не были похожи на них, да мы были учителями, мы дарили знания, но для них мы были чужими. Циклопы прямо говорили мне в лицо:

– Правильно бы было их оставить, дать развиваться самим, без подсказок и стимулирования, чтобы они прошли свой путь ошибок и разочарований, тем ценнее будет победа в выборе их правды.