Табор уходит

Позже девушка поняла, что ошибалась: весь персонал оздоровительно–трудового лагеря имени Европейской интеграции был из Молдавии. Это была первая волна гастарбайтеров, уезжавших из страны в самом начале 90‑хх годов. Все они отлично устроились. Кто получил место капо, кто торговал проститутками, кто работал бригадами, выбивая деньги из работяг на стройках Москвы… В общем, молдаване и за пределами страны так и не сумели разрушить замкнутую самопожирающую пищевую цепь, которую представляет собой эта удивительная народность, вспомнила Родика непонятные слова одного доходяги из десятого барака. Доходяга носил очки, приехал из Кишинева прямо из какого–то дьявольского института, и все жаловался на невыносимые условия. Поговаривали, что когда–то он был видной политической шишкой в Молдавии еще до начала кризиса, полностью погрузившего страну в хаос и разруху, фамилия его была то ли Лупа, то ли Лапа…

По парню видно было, что когда–то он был здоровяк, но после года работы на плантации от него остался только контур. Доходяга славился тем, что умел произносить часовые фразы, смысл которых был непонятен всем, особенно ему. Надзиратели забавы ради ставили его посреди поля, заставляли надеть соломенную шляпу, рваные портки и велели говорить. Тот сначала плакал, потом нехотя начинал, ну, а под конец раскочегаривался и вещал что–то вроде:

 Находясь в завершающей стадии выработки антикризисной программы, целью которой является не сокращение социальных прав населения, а смягчение последствий мирового экономического кризиса в Молдове за счет улучшения практики государственного управления, мы считаем, что бороться с кризисом не за счет населения, а путем усовершенствования методов управления публичными делами могли бы политические силы, являющиеся приверженцами когнитивной диалектики управления диалога и компромиссов, но в этих вопросах наша позиция неизменна равно как и твердая позиция в вопросах, касающихся государственности, суверенитета и территориальной целостности Республики Молдова и мы неоднократно доводили до сведения общественности свою позицию по вопросам нейтралитета, отношения к участию в военно–политических блоках, урегулирования приднестровского конфликта, защита прав национальным меньшинств и мажоритарной части молдавского общества, а сегодня мы еще раз подтверждаем нашу позицию по всем этим вопросам: укрепление нейтралитета, консолидация международных гарантий нашего нейтрального статуса, одна из главных задач нашей внешней политики как и принципиальное не вступление Молдовы в любые военные блоки, которое будет апропо способствовать продолжению поиска путей мирного урегулирования и успешной модернизации, интеграции Молдовы в европейские структуры, которые возможны лишь при условии сохранения независимости и суверенитета страны…

Даже вечно угрюмые заключенные хохотали над доходягой до упаду. А надзиратели, так те даже по ночам его из барака вытаскивали, ставили на стол во время пьянок, и заставляли произносить всю эту чушь. Это называлось у них «тискать евророманы». Доходяга жаловался, что не высыпается и в конце концов так достал этим охрану, что от него решили избавиться. С этим в лагере дело обстояло просто. Парня — когда его документы отсылали на родину, выяснилось, что это бывший спикер парламента Молдавии, чья счастливая звезда закатилась, — попросту загоняли на Скорбном Помидорном пути до смерти всего за сутки.

Помидорный путь был самым жестоким наказанием лагеря, и представлял собой крутую тропинку, по которой следовало тащить на верх холма ящик с томатами, да при этом еще и петь песню Софии Ротару «Хутор–хуторянка». Если заключенный сбавлял темп, его подгоняли хлыстами, времени остановиться и отдохнуть не давали. Воды на Помидорном Пути полагалось три глотка в сутки. В общем, это была изощренная казнь…

Весил ящик двадцать килограммов, здоровьем бывший спикер не отличался, так что его прикончили буквально семь часов работы. Тело, чтобы не возиться, закопали в поле же, под помидорами. Говорили, что так поступают со всеми умершими, и, мол, именно поэтому томаты здесь вырастают особенно сочными и красными. Иногда, после десяти часов работы, — зная, что впереди еще шесть–семь, — Родика разгибала спину и в глазах ее плясали красные точки. Тогда девушке чудилось, что на поле разбросаны и впрямь куски тел молдаван, которые умирали здесь как мухи, которых никто в сельском магазине Дурлешт давно уже не ловил на липкую ленту…

Самое удивительное, что приезжали они сюда добровольно. Если бы Родика была чуть образованнее, то непременно провела параллели с работой заключенных немецких концлагерей во время Второй мировой войны. А если бы Родика была очень уж образованной, она бы могла пойти дальше, и сравнить состояние работников лагеря в Португалии с положением буров в английских лагерях Южной Африки в начале 20 века…

К счастью, Родика была плохо образована, и ненужные мысли не мучили ее. С учетом адской работы это было бы чересчур.