Табу

Пока ее заказ в работе, она принимается глазами искать меня по залу. Я сдержанно киваю. Она не подходит сразу же, а я уже готовлюсь к любому развитию событий — что она достанет сотовый и все-таки вызовет каких-то амбалов из машины. Не знаю, зачем я могла понадобиться Сергею, если он вышвырнул меня из дома, но после случая в интернате от него можно ожидать чего угодно.

Алевтина Петровна забирает заказ, опускается за мой столик с подносом. Замечаю кофе и какую-то продолговатую коробочку.

— Обожаю их пирожки с вишней, — сообщает свекровь и мешает кофе деревянной палочкой.

— Думаете, я поверю, что вы едите в «Макдональдсе»?

— Почему нет? Не все могут быть такими правильными, как ты, Ксения. Только правильное питание, жизнь по режиму, работа от зари до зари. Но даже в тихом омуте черти водятся, верно?

Я молчу.

Я сбита с толку тем, как она с явным удовольствием пробует хрустящее тесто с вишневой начинкой и запивает его кофе.

— А вот кофе у них всегда был дерьмовым, — кривится Алевтина Петровна. — Знаешь, я всегда гадала, в чем твоя слабость? Моя слабость, как ты видишь, банальна — вредные пирожки из «Макдональдса». А у тебя не было даже этого, Ксения. Но так ведь не бывает. Даже когда ты потеряла сначала одну, а потом и другую трубу, ты и виду не подала, что сломалась. А я-то видела, понимала тебя, куда лучше моего сына. Кое-что мужчинам просто не дано понять… Я наблюдала за тобой и все ждала, думала, дашь слабину, расплачешься, попросишь моей помощи, да хотя бы поддержки, как у другой женщины, но нет. Ты со всем справилась в одиночку. Как будто тебе никто и никогда не был нужен, ко так не бывает… Я внимательно наблюдала за тобой все эти годы и гадала, зачем ты вышла за моего сына, если никогда его не любила. Думала, что у тебя точно есть молодые любовники, а потом поняла, что тебе и секс-то не нужен, как и отношения с другими люди. Только работа. Серьезно, Ксения, как можно столько работать? Ты ведь пахала, как сумасшедшая. Отдавала всю себя чужим людям. И как, Ксения, помогло оно теперь? Где они сейчас все те, кому ты помогла? Что-то я не вижу здесь очереди из желающих протянуть тебе руку в беде.

— Это вы рассказали обо всем Сергею?

— Нет, — Алевтина Петровна скова хлебнула кофе и скривилась. — Это была не я. Так что у тебя с моим внуком, Ксения?

— Возьмите любую газету. Там все написано.

— Я не читаю желтые сплетни, которые разнесла твоя бывшая подружка- журналистка. Спорим, скоро появятся и разоблачительные статьи о том, как ты «мыла» деньги в своем фонде? Пусть их читают те, кому больше нечем заняться. А я здесь и спрашиваю лично тебя, что у тебя с Тимуром?

— Я… люблю его.

Свекровь отодвинула стаканчик с кофе в сторону. Кивнула.

— А он тебя? To, что я слышала, кхм, не было похоже на любовь.

— Мы еще не говорили об этом… Поэтому я могу говорить только за себя. Тимур — тот, кто помог мне снова почувствовать себя живой… Я благодарна ему за это. А что будет дальше, не знаю.

— Ему будет нелегко в России, если он вернется. Сергей от него не отстанет.

— Я знаю.

— Нет, поверь, ты не знаешь всего…

Алевтина Петровна снова потянулась к стаканчику. Глотнула его, как будто это был крепкий алкоголь. Ей словно нужно было набрать прежде, чем решиться и заговорить снова.

Какое-то время мы молчали, а потом она все-таки заговорила:

— Я же гинеколог, помнишь? Ты вот без проблем ходила ко мне на консультации, а мать Тимура, когда забеременела, вдруг заартачилась, не хочу, мол, чтобы за беременностью следила родная свекровь. Проще, мол, перед чужими ноги раздвигать, а так стыдно, — она усмехнулась. — Знаешь, когда дело касалось других женщин, я-то сразу понимала, в чем дело, а здесь мой собственный сын, моя невестка, и я отказывалась видеть правду… До отвратительного банально, правда?

Шумный ресторан отошел на задний план. Я смотрела во все глаза на свекровь и она словно казалась бы мне чужой, незнакомой женщиной. Почему она никогда не была со мной настолько честной и настоящей, как сейчас?

— Значит… — у меня пересохло в горле. — To, что у Тимура никогда не было фамилии Сергея, это не случайность?

— Ага. Конечно, я не стала спорить, отдала ее другому врачу, но потом все равно попросила личное дело. Она говорила одно, а по УЗИ было видно совсем другое. Лера не желала иметь с нашей семьей ничего общего, потому что у нас ничего общего и не было. Да еще Сергей… Он всегда очень плохо к ней относился, — глухо отозвалась Алевтина Петровна. — Я хоть и гинеколог, но знаешь… К чужим врачам с такими синяками не пойдешь, мигом обо всем догадаются. Он не сразу согласился на развод, далеко не сразу. Даже за чужого ребенка держался, но Лер не была такой, как ты, тихой и спокойной мышью. Валерия давала ему отпор, раз за разом, а Сергей не любит этого, ты же знаешь…

— Знаю, — усмехнулась я. — Ведь поэтому он и выбрал меня, потому что я этот отпор никогда не давала. Никому. Ни матери, ни потом мужу. Теперь я хотя бы понимаю, почему он с такой маниакальной жестокостью хотел завести других детей…