Следуя правилам этой будоражащей кровь игры, мужчина переместил их руки на еще одно стратегически важное место. Вздрогнув, Юля резко вырвала свою ладонь из его захвата и обиженно проворчала:
— Вы уж врите, да не завирайтесь, Марат Евгеньевич!
— Какая часть моего ответа заставляет тебя сомневаться?
— Последняя! — девушка упрямо вскинула подбородок.
Марат рассмеялся. Он, признаться, и сам с трудом верил в происходящее.
Однако убедить свою студентку в обратном не успел — дверь общежития распахнулась, и на них накинулся с претензиями весьма злобный вахтер.
— Эй! Чего вы тут устроили? А ну, хватит ошиваться у… Марат Евгеньевич?
Мгновенно встрепенувшись, Каримов отступил от Юли на приличное расстояние и сухо поприветствовал седовласого мужчину:
— Да! Вечер добрый!
— Так ведь… ночь уж на дворе.
— Именно, — прокашлялся и спешно спрятал руки в карманы брюк, пытаясь хоть как-то замаскировать свою каменную эрекцию. — Вот, привез вам вашего жильца. Принимайте.
— Но по-вашему же распоряжению Мария Егоровна…
— Знаю-знаю! — остановил его строгим взглядом. — Обстоятельства изменились. Коменданту я сообщу о них утром. Юля, ступай к себе!
Попова растерянно возразила:
— Но мне же запрети…
— Спать, я сказал! Метнулась отсюда, сверкая пятками! Живо!
Марат намеренно рявкнул так грубо, что даже вахтер напрягся, не смея ему возражать. Не говоря уже о Юле, которая маленьким ураганом сорвалась с места и побежала внутрь. Хорошо. Большего ему на сегодня не требовалось.
Кивнув мужичку-вахтеру на прощание, Каримов довольно быстро добрался до своего автомобиля. С глухо колотящимся сердцем удобно устроился на водительском кресле и, блаженно прикрыв веки, вжикнул молнией на своей ширинке. Иначе просто не смог бы — имел все шансы свихнуться от дикого возбуждения. Дав волю извращенному воображению, он сжал в кулаке свою пугающе твердую плоть и сделал то, чем за последний месяц занимался бесчисленное количество раз — предпочел живым женщинам сексуальную фантазию об этой девочке и дошел до пика в считаные минуты.
А когда привел себя в порядок и относительно успокоился, еще минут двадцать провел на парковке общежития, пристально вглядываясь в одно-единственное окно на втором этаже, в котором горел свет. В ее окно.
Однако, спустя некоторое время свет погас и в комнате Поповой.
Только после этого Марат облегченно вздохнул и поехал домой.
Но уже в тот момент он твердо решил:
Глава 30
— Виктор Эдуардович, к вам можно? — Юля заглянула в кабинет Макарова (выделенный ему при спортзале), предварительно постучав в дверь.
Мужчина тут же отвлекся от бумаг, которые внимательно изучал секундой ранее, устало потер явно затекшую шею, а после указал ей на свободный стул:
— Конечно! Проходи!
Вежливо улыбнувшись, она прошмыгнула внутрь.
Доковыляла до его рабочего стола, но присаживаться не стала.
Вместо этого протянула куратору список группы и отрапортовала:
— Вот, как вы и просили! До сведения студентов информацию о медкомиссии я донесла — время, дату и адрес. Их личная подпись напротив своей фамилии подтверждает это. И если кто-то из них не явится завтра в поликлинику — я не виновата! На этот раз пусть сами за себя отвечают!
— Отличная работа, Юля! — удовлетворенно кивнул физрук. — Оперативно!
— Спасибо!
— Так… А что у нас там с идеями ко дню рождения декана? — Виктор Эдуардович вперился в нее строгим требовательным взглядом. — Как будем Маркелову поздравлять? Есть какие-то инициативы от нашей группы?
— Есть! — Юля машинально погладила ремешок своей сумочки, перекинутый через плечо. — Белова предлагает подарить Татьяне Петровне песню собственного сочинения. Ну, как собственного… Просто накидать более подходящие строчки на какую-нибудь известную мелодию. Но она готова ее даже спеть. Правда, при условии, что Синицына споет вместе с ней. А это уже под большим вопросом — Ирина второй день ходит как в воду опущенная — очевидно, со Славиком поругалась. Остается у нас два варианта: либо всей группой этот шедевр исполнять, либо уговаривать Лену выступить самостоятельно. Решайте, Виктор Эдуардович. Последнее слово за вами!
Странно хмыкнув, Макаров расслабленно откинулся на спинку своего кресла и, будто думая о чем-то крайне приятном, невольно улыбнулся.