Табу на вожделение. Мечта профессора

Зарычав, отец замахнулся на нее, намереваясь ударить по лицу. Или губам.

И непременно ударил бы, ведь страх ее буквально парализовал.

В тот момент она не то чтобы уклониться — моргнуть была не в состоянии.

Но Костя оказался шустрее. И гораздо злее их «падшего» родителя.

Он заслонил ее собой и схватил за грудки их горе-папашу.

— Не трогай ее! — прогромыхал загробным голосом. — Не прикасайся к моей сестре! Я придушу тебя за это, не моргнув и глазом! Потому что… ненавижу! Господи, как же я тебя ненавижу! Пока ты елозил между ног своей потаскухи, членом отрабатывая деньги, которые она тратит на тебя, Юлька вкалывала как проклятая, чтобы оплачивать свою учебу! А про мать вообще не заикайся! Она из-за тебя, урода, в петлю полезла! И если бы я случайно не вернулся домой раньше времени… не ты снимал ее оттуда! Не ты!

Костя почти плакал. Ее брат почти плакал от душевной боли.

И никак не мог справиться со своими эмоциями.

У Юли от этого зрелища началась самая настоящая истерика.

— Перестань! — пыталась оторвать его от отца. — Пожалуйста, хватит!

Увы. Ее уже никто не слышал. Все они оглохли под действием адреналина.

Глаза родителя налились кровью. Костя был крупным пареньком.

Но… пареньком. Взрослый матерый мужчина был ему явно не по зубам.

И в следующий миг ее опасения подтвердились.

— Ты на кого руку поднял? — ошеломленно выдохнул «некто» голосом родного человека. — Ты ж на отца руку поднял, щенок!

Он без особого труда отцепил от себя своего несовершеннолетнего сына и толкнул его с такой неконтролируемой злобой и силой, что Костя отлетел на несколько метров. Все бы ничего, но… он споткнулся. Пошатнулся.

Не смог удержать равновесия и… со всего размаха приложился коленом о бетонные ступени университетского крыльца. Раздался характерный хруст. Его вопль, полный боли, потонул в ее собственном визге:

— Костя!

* * *

Корчась в агонии, брат попытался подняться. Но обессиленно рухнул обратно. Очередная попытка. И снова провал. Он не мог встать.

Выйдя из оцепенения, Юля кинулась к нему. Однако отец настиг ее довольно быстро. Мертвой хваткой вцепившись в ее локоть, потащил к машине.

— Что ты делаешь? — она упиралась каблуками, всеми правдами и неправдами пытаясь освободиться. — Ты же ему… ногу сломал!

— Заживет! — равнодушный ответ. — Зато этот заносчивый щенок на всю жизнь запомнит, как на отца кидаться!

— Ты нам больше не отец! — всхлипнула Юля, уже не сдерживая слез. — После сегодняшнего ты окончательно умер для меня!

— Отпусти ее! — крикнул Костик им вслед, привстав на одной ноге.

— Отпущу-отпущу! — пообещал родитель. — Сейчас до участка доедем, заявление заберем, компромат удалим, и свободна!

Попова принялась со всей дури молотить его по руке:

— О чем ты говоришь? Не писала я на нее никакое заявление!

— Ты — нет! — донесся вдруг до воспаленного мозга осатаневший от бешенства голос Каримова. — А вот я воспользовался своими связями!

Интуитивно обернувшись в сторону главного входа, она обнаружила у распахнутых настежь дверей своего профессора. В следующий миг Марат так хлобыстнул этой самой дверью, что содрогнулись стены университета.

И внутри все оборвалось. Заледенело. Кожа от страха покрылась холодным липким потом. Ничего не замечая на своем пути, Каримов стремительно приближался к ним. И от одного лишь его озверевшего взгляда, от ярости, сквозившей в каждом его движении, хотелось… броситься под машину.

Да, лучше уж под машину, чем иметь с ним дело сейчас. Когда он… такой.

Очевидно, почувствовав опасность, отец немного растерялся. Ослабил хватку. Пользуясь этим, Юля наконец вырвалась из его лап. Весьма своевременно, стоит заметить. Ведь всего мгновение спустя Марат настиг их и без предупреждения… шваркнул ее родителя лицом об капот его же тачки. Из его носа на глянцевую поверхность авто хлынула кровь. Отец взвыл не своим голосом, пытаясь вырваться. Но ее крайне взбешенный профессор удерживал его очень крепко. Поистине стальной обезоруживающей хваткой.

Не удостоив Юлю даже взглядом, Серп холодно процедил сквозь зубы:

— Оставь-ка нас, пташечка!

— Марат…

— Ступай, я сказал! — пронзил сознание властный приказ. — Брату помоги!

Будучи не в силах противиться, она подчинилась. Испытывая легкую тошноту и головокружение, кое-как доковыляла до Костика неуверенной шаткой походкой и склонилась над ним. Малой тяжело дышал, остервенело стискивая зубы. По его вискам струился пот. Очевидно, он сдерживался из последних сил, но боль была адской.

— Сейчас! — тихо бормотала Юля, внимательно оглядывая его колено. — Сейчас, мой хороший! Сейчас, мой родной! Сильно болит, да?

— Терпимо, — он явно врал, храбрился. — Только вот… встать не могу…

— И не нужно! Не шевелись!